Помяловский - [61]

— Проклятые, — негодующе говорил он: — как я вас ненавижу! Вы отравили всю жизнь мою, вы разбили лучшие мои надежды!..

Страдания Николая Герасимовича были до того сильны, что он все время боялся сойти с ума и просил друзей убить его, если случится такая беда. Силы иссякали. Болезнь обострялась. Появлялись частые припадки белой горячки, сопровождавшиеся кошмарными галлюцинациями…

Вот что рассказывает мемуарист Федор Бер, встречавший Помяловского на четвергах у Достоевских незадолго до его смерти:

«Он ходил по комнатам бодрый и веселый, смеялся, рассказывал что-то. Его возбужденное состояние, к которому все привыкли, и неверная походка не обращали на себя особенного внимания. Я заметил только, что он постоянно подходил к окну, наливал воду из большого графина и пил стакан за стаканом. Я думал, что отпивается от похмелья, но оказалось, что графин был с водкой, приготовленной к ужину. За ужином было много народа. Особенно ничего не было заметно, но вдруг он как-то странно захрипел, глаза его закатились, стул под его тяжестью разлетелся, и он во весь рост, к ужасу присутствующих, без чувства растянулся на полу. Все бросились к нему, особенно любившие его Н. Н. Страхов и Разин взялись отвезти Помяловского домой, но он не приходил в чувство».

Картина угасания Помяловского, болевшего белой горячкой в клинике Боткина весной 1863 года, — потрясающа. Вот как рассказывает об этом А. П. Аристов со слов известного историка А. П. Щапова.

«Помяловскому являлся дедушка с книгой в руках, окруженный всеми знакомыми, и укорял громче и громче о его худых поступках, начиная с самого детства, то вдруг разверзался перед ним ад, и там представлялись страшные картины и мучения грешников, куда влекли и его демоны. Он в ужасе становился на колени или бежал и кричал, умоляя чтобы разубедили его, что это не действительность, а призрак… Ты плюнь на все, — твердил с улыбкой Щапов, — это представление и больше ничего. Ты послушай-ка, я вот прочту тебе из рукописи забавную легенду «о привидениях».

Эта сцена сильно напоминает терзания больного Глеба Успенского, его галлюцинации о «святом Глебе» и «свинье Иваныче». Оба эти писателя стали жертвой жестокой русской действительности, которая легла тяжким бременем на их болезненно чуткие артистические натуры.

В начале октября 1863 года у Помяловского обнаружилась на ноге какая-то опухоль, и Николай Герасимович в бане поставил себе десять пьявок к больному месту.

Но скоро образовался нарыв. 3 октября Помяловского насильно свезли в клинику, где на следующий день профессор Наранович вскрыл нарыв и констатировал антонов огонь.

Николай Герасимович отдавал себе ясный отчет в предстоящей скорой кончине, но сохранил полное спокойствие.

Ночью он впал в беспамятство и не очнулся уже до самой смерти.

5 октября 1863 года в 2 часа 25 минут пополудни — на двадцать девятом году жизни, Помяловского не стало.

2

9 октября множество народа собралось проводить останки Николая Герасимовича. В церковь 2-го сухопутного госпиталя, где находилось тело, невозможно было пробраться. Большая толпа теснилась в церковных дверях и, окружив простые дроги, запряженные парой лошадей, ожидала выноса тела из церкви. В церкви, в простом желтом, крашеном гробу, лежал покойный. В числе пришедших отдать ему последний долг можно было увидеть тогдашних писателей, членов почти всех редакций, было много женщин.

Многие из присутствующих плакали. Не допустили поставить гроб на дроги и понесли усопшего на руках. И потянулась за гробом длинная, длинная толпа… Не было тут видно сановитых лиц, мало было и карет, невидима была полиция. Провожавшие были такие же, как сам покойный, разночинцы, ничего не имеющие, кроме рук да головы. Они крепко любили его произведения и понимали его страдальческую жизнь. Много было учащейся молодежи — студентов медицинской академии, семинаристов, школьников… и наперебой старалась эта пестрая, с виду незатейливая толпа проявить последнюю привязанность к покойному — подержаться за скобку его гроба. А гроб несли попеременно до самой могилы, несмотря на отдаленность Мало-Охтенского кладбища. Неутомимо провожали и несли гроб не только друзья, но и все, знавшие покойного писателя только по его художественным произведениям.

У матери Помяловского не было денег на похороны сына. Она сообщила об этом Некрасову, который, исхлопотал у литературного фонда необходимую для этого сумму.

На могиле одним из провожавших была произнесена такая речь: «Честный писатель! Ты писал немного и написал немного, но писал правду, писал с сердечной болью о нашей узкой доле, о том, как под гнилыми общественными условиями мрут лучшие человеческие силы… Темное кладбище стало мучить тебя — и ты погиб. И если бы ты мог свидеться, теперь с Полежаевым, Белинским, Шевченко, Добролюбовым или с кем-нибудь из наших погибших лучших людей, мы просили бы тебя сказать им, что у нас по-прежнему гибнут лучшие люди. Прощай еще одна из несбывшихся надежд нашего молодого поколения!»

В день смерти писателя поэт А. Н. Плещеев напечатал следующее стихотворение:

Что год — то новая утрата.

И гибнут силы без конца: