Помощник китайца. Я внук твой - [39]

Говорят, что, когда младенец покидает матку во время родов и оказывается на своей родине, то он испытывает первый в своей жизни стресс. Я сажусь на нарах и ударяюсь головой о низкий потолок — маленькая родовая травма. Ищу на ощупь одежду, развешенную над печкой для просушки. Холодно. Избушка к утру сильно выстывает, тепло уходит, остаётся только какая-то сырость, запах мокрой шерсти, спящих людей, но температура, конечно, выше, чем на улице, гораздо выше. Снаружи сейчас, наверное, под сорок.

У меня в отличие от всех этих младенцев никаких стрессов — я оказываюсь на том гусиане, который выбрал для себя сам. Стоит толкнуть обитую войлоком дверь и вдохнуть на улице пахнущий снегом воздух, и я понимаю, что не ошибся в своём выборе.

Морщатся от холода звёзды, мигают. Некоторые из них горят на ветвях неподвижных ёлок и лиственниц. Я набиваю котелки немнущимся, деревянным снегом, вешаю их на таган и развожу под ним костёр. Потом возвращаюсь в избушку, зажигаю керосиновую лампу и растапливаю печку. Сначала горит сорванный с крыши кусочек рубероида, истекает расплавленным гудроном, и в избушке начинает пахнуть асфальтовым, городским летом. Потом схватываются лучинки, которые наколоты с вечера, и вся топка заполняется дымом, а я сижу на корточках и подсматриваю в дверцу печки.

От асфальтового запаха просыпается Колька и курит, лёжа в спальнике, ожидает, пока нагреется воздух. Кольке за сорок, сильный и беззлобный — он идеальный напарник в тайге. Да и характерами с ним сходимся. Психологическая такая совместимость, — это тоже важно. Поэтому с ним легко ладить и в походе, и дома, на кордоне. Он у нас начальник — старший госинспектор лесничества.

На кордоне живут две семьи и один холостяк. Холостяк — я. У Кольки с Юрчиком семьи. Два раза в год нам подвозят продукты и солярку, правда, не на кордон, нам приходится ездить за двадцать пять километров к тому месту, где заканчивается дорога. Каждый ведёт в поводу ещёодну, а то и двух заводных лошадей с грузом. За неделю всё перевозим. У всех своя скотина, у меня тоже корова Ласточка и тёлка. Когда Ласточка отелилась, и я нашёл её в кустах, в черемóшнике, стоящую около мокрого, только что родившегося телёнка, то даже оглянулся — вдруг здесь где-то висит трубка Сталина.

Кордон стоит в долине широкой и быстрой реки, окружённый сосняком. Долина зажата между горами — райское такое местечко для того, чтобы ни о чём не думать. Юрка смотался сюда из Питера, Колька из Бийска — в общем, резервация такая получается для сбежавших из города романтиков — ископаемых, убогих людей.

Хорошо мне здесь жить — вся моя городская жизнь отодвинулась на три тысячи километров, съёжилась в одну маленькую точку где-то на западе, в той стороне, где Москва. Там осталась куча людей, которые знали меня и составили обо мне определённое мнение. Мощный такой буфер теперь между нами — три тысячи километров. И людей мало кругом.

Печка начинает гудеть, дрова занялись и потрескивают, на полу начинают плясать красноватые отблески. Сейчас воздух быстро нагреется, правда, избушка старенькая, сыроватая, быстро выстывает, под нарами растут какие-то бледные древесные грибы. А всё равно после ночёвок у костра эта изба кажется роскошью. Расслабляешься полностью. Вот сейчас тепло станет, и уходить тяжелее покажется, это всегда так. Стоит где отогреться — сразу корни начинаешь пускать.

Колька приподнялся на локте и поскрёб голову.

— Сегодня мыши сильно бегали, шурудили всю ночь. Одна зараза прямо по голове пробежала.

— А я не слышал ничего, спал.

— Кого тебе слышать, тебе, молодому, поди, бабы снятся. Конечно, ничего не слышишь. А мне вот, парень, какая-то галиматья всю дорогу снится. Сегодня, главное, будто стою под деревом и смотрю на сову. Ага, потом, значит, сова слетает с ветки — и за птичкой, ну, за небольшой птичкой такой. А эта птичка от неё. От неё и раз, — мне прямо между ног. Да так больно, я даже проснулся. — Колька откашлялся. — Вот к чему такой сон может быть, а? Как считаешь?

— Тувинцев задерживать будем, и в перестрелке тебе отстрелят кое-что, — отвечаю.

— Нет, я думаю, может к старости? Наверное, пора мне переезжать отсюда куда-нибудь, где цивилизации побольше, где люди живут. Вот, Серёга, почему ты на озере с Костоцким не остался работать, а? Там всё-таки не такая глушь, как у нас.

— Да ну, народу слишком много, и начальство тоже рядом. В тайгу они там редко ходят, так — больше на огородах сидят.

— Зато там туристки каждое лето приезжают.

Да, туристок там летом уйма. Это точно Колька сказал. Я ведь сначала из Москвы к Эрику Костоцкому приехал, и жил на озере до осени, только потом сюда перевёлся. В тайгу вместе с ним на конях два раза сходили. Один поход длинный такой получился — на сорок дней. Устали тогда сильно, изголодались, спустились, наконец, из тайги к озеру, на маленький кордон, отпустили лошадей. Оттуда до посёлка ещё на катере нужно было добираться.

Не успели даже перекусить на этом кордоне, а тем более в баню сходить — «Меркурий» подчаливает. Володьку, капитана спросили: «Возьмёшь до Карлу?» Он говорит, грузитесь быстрее, у меня иностранцы, ждать долго не буду. По правде сказать, там ни одного иностранца не оказалось, одни иностранки, молодые девчонки из Бельгии. А с ними нянечка такая, Оля. Лет шестьдесят уже, а всё Оля. Она за них ответственная была — и экскурсовод, и завхоз, и переводчик, и мамочка.