Помощник хирурга - [56]

— Ты очень добра, милая Диана, но правда в том, что такое масштабное сборище для меня в новинку. И какое сборище! Кювье будет там, Аржансон, Сент-Илер... по крайней мере, я надеюсь, что они придут.

— Уверена, что придут. Я знаю, что кардинал собирается присутствовать. Ламот мне сказал.

— А, он, — сказал Стивен.

— Я думала, ты будешь польщён. Ведь кардинал практически ровня папе. А ты ведь католик, дорогой.

— Кардиналов существует куча. Да и некоторые из пап были совсем не теми, которых стоит желать. Как бы то ни было, спасибо за информацию, Вильерс. Мне стоит начать с «Высокопреосвященства». Ведь хотя он имеет отношение к этому подлому Бонапарту, я полагаю, что он с этим главным преступником на ножах. Да и в любом случае, это ведь князь церкви. Пойдём, Вильерс, пора.

Величественный зал был заполнен даже более, чем он ожидал: полон людьми и полон активных разговоров о сражении, произошедшем в Моравии, или может быть, только в Богемии. Правое крыло русских было полностью уничтожено, пруссаки отступили к Полобску, корпус Вандама понес ужасные потери. Вовсе нет, заявляли другие: Вандам был в одном дне марша от поля боя, а пруссаки не выстояли. Император не принимал участия. Нет-нет, император руководил всем, уверяли третьи. Шум утих, когда Пожизненный секретарь проводил Стивена за кафедру. Возле графина с водой доктор разложил свои заметки, сделал глубокий вдох, в воцарившемся ожидающем молчании окинул взглядом ассамблею и начал с «Вашего Высокопреосвященства» таким громким и агрессивным голосом, что вернувшееся эхо просто повергло его в шок — шок практически фатальный.Большая часть оставшегося доклада была представлена посредством тихого бормотания:

те, комуPezophaps solitarius был наиболее интересен, напрягая слух, выдвинулись вперёд.

Остальные пять сотен или около того продолжили разговоры, вначале шёпотом, а потом и более громко. Это было особенно неприятно для друзей Стивена. Начало не удалось, а продолжение выдалось ещё хуже. Было совершенно ясно, что докладчик не видит и не слышит своей аудитории. Дурно начав, он не отрывался от своих записей, голова была наклонена, глаза скользили по бумаге. Изредка Стивен делал неловкий жест правой рукой, и Диана всё время опасалась, что он сбросит графин на пол. Однажды он перевернул две страницы, так что наблюдения, относящиеся к додо, казалось, стали относиться к вомбату из Новой Голландии.

Доктор едва дошёл до страусообразных, когда к министру полиции на цыпочках подошёл офицер и прошептал что-то на ухо. Министр тут же ушёл, тоже на цыпочках, и было заметно, как он ухмыляется во всю свою хитрую физиономию. Разговоры усилились.

Стивен продолжал, страница за страницей. Он описал анастамоз сонной артерии у Didus ineptus и дошёл до брачных игр дронтов.

— Для сравнения, давайте рассмотрим приспособленный для введения орган ворона, — подняв очки и впервые удостоив публику вниманием, произнёс он. Его взгляд встретился с глазами сидящей на первом ряду мадам д’Узе: дама наклонилась вперёд и громким глухим голосом спросила:

— Что за орган для введения?

Соседка ее просветила.

— О? Как у жеребца? — удивилась мадам. — Вот уж не знала. Тем лучше, — и радостно засмеялась.

— Давайте рассмотрим приспособленный для введения орган ворона, — повторил Стивен, глядя прямо на неё. — Мадам потупила взгляд и сложила руки на коленях.

Доктор, вернувшись к заметкам, громким и более строгим голосом представил обозначенный орган во всей красе, ритмично размахивая мумифицированным образчиком последнего.

Помощники министра, сидящие дальше, нагнулись над пустым стулом своего шефа, ведя тихий разговор.

— Если этот человек хоть отдалённо связан с разведкой, — сказал один, — то я папа римский.

— Это всё неясные слухи, — сказал другой.

— Армейским везде мерещатся шпионы. Я проверил, конечно же, но ни Фове, ни мадам Данго не смогли его сдвинуть ни на дюйм. Как он сам себя назвал — просто естествоиспытатель, ничего не смыслящий в политике и следующий правилам. Мадам Данго уверена, что он педераст, и я думаю, она права. Он друг Ламота.— Каковы его отношения с той женщиной, сидящей рядом с Ламотом, дамой с удивительными бриллиантами? Они прибыли вместе, но конечно же, не может быть и намёка на связь между этим чудаком и столь прелестным созданием?

— Он её врач. Её служанка сообщила, что он осматривал даму — всё вполне невинно, без всяких намёков. Точно педераст. Такая женщина, и даже ни одной попытки!

— Вот жалкий тупица. Наконец подходит к концу.

— Жалкое выступление.

Возможно и жалкое, но касательно приглашения иностранных гостей практика подтверждала, что ораторское искусство обратно пропорционально научной значимости говорившего. Для тех, кто не привык к университетским кафедрам, невнятно выражаться и бормотать было обычным делом, и Пожизненный секретарь, как и пришедшие послушать доктора Мэтьюрина, а не ради порции слухов учёные, встречали гораздо худшие примеры. Доктор не уронил на пол свои записки, экспонаты и образцы. Не делал мучительных остановок посреди предложения, как учёный Шмидт из Геттингена, не упал в обморок как Избицкий. И сидящие в первых рядах узнали много нового об исчезающей авифауне Маскаренских островов. Их искренние поздравления, крепкий кофе и осознание того, что суровое испытание пройдено, вернуло Стивена к жизни. Диана, Ламот и их друзья убедили его, что он справился замечательно. Они слышали каждое слово и даже пару раз произнесли «pezophaps solitarius«, а «додо» — гораздо чаще.