А в нем сидел черноволосый мужчина и еле слышно наигрывал на флейте. Я перевела взгляд на кровать. И кому же так нежно изливал душу искомый объект? На пышных подушках виднелась голова, прикрытая локтем. Из-под белизны покрывал выбивались контрастом длинные темные волосы.
Хмыкнув, я спрыгнула с окна, направляясь по ковру к одухотворенно игравшему Пастуху.
— Привет тебе, Владыка Любви! — помахала ладошкой ему.
Он изумленно опустил флейту и посмотрел на босоногое мелкое чудо, взявшееся неизвестно откуда и, к тому же, посмевшее ему помешать.
— Знаешь, — я подошла и проникновенно посмотрела в прекрасные синие глаза, — нехорошо так обходиться с девушками, влюбленными в тебя. Ты — дух самого прекрасного и светлого чувства на земле, ведь так? Так. А девушка из-за тебя умирает. Непорядок, знаешь ли!
Я выпрямилась во весь свой маленький рост и сердито посмотрела на Пастуха.
— Мы полстраны за тобой обегали. Собирайся. Пошли девушку спасать!
— Какую девушку? Что ты такое, человечек, говоришь?
— А я — не человечек. — Ехидно сказала ему. — Я — посланница Судьбы. А ты, дружок, зарвался. Или, может, хочешь в следующем воплощении попасть в человечью шкуру? — мстительно усмехнулась я.
Пастух побледнел, но бровки не разжал.
— Ты не смеешь… — начал грозно говорить он, но тут вступила в наш диалог третья сторона.
— Значит, все, что ты мне говорил — это ложь? — раздался с кровати юношеский голос, и черноволосый парень, как капля воды похожий на Пастуха, откинул одеяло и резко спрыгнул с высокой кровати. — Ты рассказывал про свои подвиги в честь прекрасных дев и про то, как серенады, сочиненные тобой, успокаивают безнадежно влюбленные души? Значит, ты, родственничек, мне врал?
Парень откинул со лба волосы и посмотрел на меня:
— Говори, посланница, что за безутешную деву он оставил умирать от любви к нему?
Я посмотрела на обоих. Пастух, сжав губы, тихо бесился. Парень, видимо, воспитанный в романтичных традициях, спешно напяливал штаны.
— Да так, одна прекрасная дриада. Увидела его, да услышала волшебную флейту и влюбилась в дивный облик и чудесную музыку… Вот нет, чтобы сначала в содержании разобраться! — Поджала я губы. — Ну и, сраженная сердечным недугом, призналась ему в этом.
— А он?
— Как все мужчины. Запудрят девчонке мозги и сразу норовят смыться. Мол, вечер уже, мамочка к ужину дома ждет, да и темноты боюсь…
Парень кинул свирепый взгляд на Пастуха. Тот — на меня. Но язык уже молол без остановки:
— И вот, представляешь себе картину: одинокая красивая девушка идет, рыдая, среди ночных деревьев, и слезы безутешной дриады, падая на землю, превращаются в перламутровую росу, сверкающую всеми цветами радуги при свете ярких ночных звезд. И тропа, по которой она шла к своему убежищу, ярко горела в притихшем, замершем в предчувствии горя, лесу!
Парень, глядя на меня горящими глазами, уже застегивал рубаху:
— Ну и?
— Дошла она до своего мягкого травяного ложа, легла на него и сказала: ” Раз не могу увидеть любимого наяву, пусть снится во сне. Там мне никто не сделает больно, и тот, кто так дорог душе, навеки останется со мной”. Легла она и не проснулась. А она, между прочим, Королева дриад. Лес чахнет и вянет без ее внимания. А молодые дриадки больше не рождаются. Оставшиеся становятся все призрачней и прозрачней.
Вот скажи мне, — обратилась я к Пастуху, — ну что тебе стоило провести с ней ночь? Всем было бы хорошо. Родилась бы маленькая дриадка, Королева бегала бы по лесу, спасая своих зверушек…
— Я еду с тобой! — решительно сказал мне парень. — Девушку надо спасать!
— А ты сумеешь? — скептически подняла я бровь. — С флейтой справишься? А сексом хоть раз занимался?
Парень заалел и отвернул лицо от моей искренней физиономии.
— Она ж дриада, дух леса. Ей много надо. — Продолжала издеваться я.
Пастух не выдержал, вскочил и навис разъяренной физиономией надо мной.
— Ой-ой. — Отклонилась я назад. — Уже боюсь. И все-таки ваши люди ошиблись, присвоив тебе, дружок, неправомерный статус. Вот был у нас такой дух, Нарциссом звали. Прекрасный, как само небо… Ох, он любил… себя. Аж зацеловал бы, если бы получилось.
— И что с ним произошло? — спросил вернувший естественный цвет лица парень. Сапоги он тоже надел.
— Зачах от неразделенной любви. — Вздохнула я и посмотрела на Пастуха и рявкнула:
— Если не поможешь нам, потеряешь его.
И ткнула пальцем в сторону молодого парнишки. Тот, уже упакованный в дорожный одноцветный камзольчик, пытался сверху пристегнуть плащ.
Пастух посмотрел на меня, как на исчадие Ада, испортившего сероводородом чистый воздух, и спросил:
— Куда и где?
— В экипаже и с волком. Он покажет дорогу. На себе больше никого носить не буду.
В большом дворце было по-прежнему тихо. Солнце уже встало, но человечество еще лежало и видело сладкие десятые сны. Мы, осторожно шагая, прошли на конюшню. Кони слегка заволновались, чуя меня, но Дух легко успокоил их, плавно поведя рукой над головами.
— Славко! — требовательно закричал молодой человек.
Откуда-то сверху раздался скрип пружин, топот ног, хлопок двери и перед нами встал высокий широкоплечий дядька с глазами профессионального бабника и следом бурно проведенной ночи на шее.
