Помощница ангела - [23]

— Мне надо подумать. Вы же знаете, я не умею сразу отвечать.

— Да, и мне это в тебе очень нравится. Разверни меня, пожалуйста. Мы ведь сможем проехать к реке вон там?

Лидия Матвеевна бросила взгляд на заброшенный участок, словно прощаясь с ним, и они покатили дальше.

Алёна размышляла над вопросом, но ответа не находила. Перед глазами всё стояла маленькая девочка в короткой синей юбке. У Алёны холодело внутри, когда она думала, что однажды она заведёт семью, а дети вырастут не такими, какими хочешь, и даже могут тебя презирать, а ей придётся терпеть, потому что выхода другого нет.

А вдруг она сама выросла не такой, какой хотели бы родители? Ведь не зря же папа предложил отправить её в Англию? Подальше от дома, потому что она им надоела.

«Ну и пусть, — обиженно подумала Алёна, — они и сами-то… Не родители моей мечты».

И вот тут-то ей стало по-настоящему жутко. Как будто кто-то холодными и липкими пальцами забрался вглубь её души и раскопал тайну, которую она давно похоронила внутри себя. Она обижена на родителей.

Получается, она пришла к Лидии Матвеевне не для того, чтобы помогать. По ногам пробежал холодок. Руки задрожали, и она покрепче схватилась за ручки коляски.

Да она, Алёна, просто самозванка. Она никакой не помощник ангела, которым себя возомнила, а колобок. «Я от бабушки ушёл, я от дедушки ушёл…»

«Надо стереть страх», — решила она. Она представила себе ластик Алекса. Мысленно взяла его и принялась стирать страх. Ей удалось. Но лёгкий страх всё-таки спрятался где-то под лопатками. Наверное, волшебный ластик терял свою силу.

Наконец по узкой дорожке между высокими заборами, заросшей по краям крапивой и лопухами, они дошли до реки. Алёна прикатила коляску на берег, с которого река просматривалась почти до самого Звенигорода.

На берегу была детская площадка: качели, лесенка, деревянная горка. Всё это стояло ещё во времена Алёниного детства, они приходили сюда с Виком и Энджи.

Алёна мельком глянула на старых знакомых, заметила, что качели и лесенку перекрасили в ярко-зелёный и лимонно-жёлтый цвета. А горку не тронули, чудаки. Её же первую надо было перекрасить — краска давно слезала с неё сухими лепестками, а неошкуреная поверхность доставляла много неудобств ребятишкам. Алёна провела рукой по бёдрам, словно она, как бывало в детстве, только что с воплем соскочила с горки, поймав очередную занозу.

Она поспешила за Лидией Матвеевной, самостоятельно покатившей к краю берега. Под ногами подзынькивали крышки пивных бутылок. В некоторых, перевёрнутых, белела резиновая вкладка. Эта вкладка тоже была чем-то таким знакомым из Алёниного детства. Только вот что они делали с этими вкладками — Алёна никак не могла припомнить.

— Осторожно! — крикнула она вслед Лидии Матвеевне.

Та подъехала к самому краешку, за которым берег обрывался и уходил вниз почти вертикальной стеной, почерневшей от выжженной травы.

Солнце стояло высоко. Река сверху напоминала спину сказочного дракона, отливающую серебром. Снизу слышался детский смех, лаяла маленькая чёрная собака.

— Загоняй! — крикнул кто-то, — загоняй её в воду, она так никогда не научится плавать!

Собачка залаяла ещё громче, это вызвало новый взрыв хохота.

— Ишь, не хочет, морда!

Лидия Матвеевна прикрыла глаза.

— Спасибо, Алёнушка.

— Вы меня обычно Еленой называете…

— А тут свои ассоциации… Вода… Сестрица Алёнушка, сама доброта. Нет, правда… Ты даже не представляешь, сколько ты для меня сделала.

Скажи она эти важные слова вчера, Алёна растаяла бы, как мороженое на солнце. Но сейчас затаившийся между лопаток страх поднялся, и она горько подумала, что на самом деле она шла не помогать, а бежала от родителей, на которых, оказывается, злится. И это Лидия Матвеевна помогла ей, приютила её, развлекала рассказами, делала вид, что слушалась Алёну, рисовала её Карторию.

Злость забурлила у Алёны внутри, словно в душе отвернули кран с водой и эта вода хлынула потоков, смывая всё, что Алёна напридумывала, лишь бы не думать о том, что злится.

Но злость оказалась правдой, которую надо принять. Она злится на родителей. Злится за то, что им нет до неё никакого дела. И что теперь делать, когда она это поняла?! Вернуться к родителям как ни в чём не бывало? Или признаться, что она сердится на них? Но что это изменит? Разве папа перестанет улетать на свою планету? Разве мама оставит свою роль Идеальной Жены и Матери? Разве смогут они оба по-настоящему поверить в то, что делает Алёна, а самое главное, разговаривать друг с другом, как нормальные люди? Вряд ли…

Бесперспективняк. Так бы сказала Энджи.

— Загони её!

— Сам загони! А лучше зайди в воду и покажи, как плавать надо!

— Вот, — сказала Алёна, очнувшись от тяжёлых мыслей, — вот в чём дело. Если бы вы сами сидели хоть иногда со своей мамой, она, может быть, и выросла такой, какой вы хотели бы. Ещё я читала в журнале «Психология», что воспитывать нужно своим примером.

— А кто бы ей тогда зарабатывал на наряды? И вкусную еду? И образование? Тогда бы она злилась на то, что мы нищие. Дети всегда найдут, за что злиться на родителей.

Алёна исподлобья посмотрела на Лидию Матвеевну.

— А что, многие дети злятся на родителей?