Помолвка - [11]

— Я покажу тебе, как поднимать руку на собственного отца, молокосос! — кричал отец, брызгая слюной. — Проклятый гаденыш! Не жди теперь от меня пощады!

Отец был почти двое больше него, но Ник вырос и продолжал жить среди воров и хулиганов Уайтчепела. Он жестоко избил отца и сказал, чтобы тот убирался из дому и не возвращался, если хочет жить. После этого он, мать и Тесси свободно вздохнули. Отца не было, и некому было пропивать деньги, которые Ник добывал воровством и жульничеством.

— Никакой пощады, — тихо сказал Ник самому себе. — Заканчивай это дело, Ник, дружище. Скорее заканчивай его и сматывайся. Здесь тебе не место.

Он нахмурился, вспомнив взгляд изумрудных глаз Джорджианы, когда она смотрела на него с повозки так, словно он был мухой, севшей на ее платье. Она напоминала ему одну из статуй. Но какую именно? Ах да, статую Афины, богини войны. Он представил леди Джорджиану с ее величественной осанкой в бронзовом шлеме и с мечом в руке.

«Готов держать пари, что она с большим удовольствием отрубила бы мне голову этим мечом, — подумал он. — Вот это был бы поединок! Как бы она выглядела, когда нападала бы на него в коротком белом платье, размахивая мечом. Ее ноги и руки были бы голыми, а грудь свободной от бюстгальтера… Черт меня подери, о чем это я думаю?»

Ник схватил сапог, который только что снял, и швырнул его через всю комнату. Он ударился о стену возле двери в тот момент, когда в нее входил Пертуи. Слуга охнул, схватился за горло и закрыл глаза. Ник слышал, что он посчитал до десяти, прежде чем открыл их снова и сердито уставился на своего хозяина.

— Сэр, ванна готова. Если я смогу без риска для своей жизни войти в комнату, то я подготовлю один из дневных фраков сэра.

— Извини, Пертуи.

— Сэру нужно успокоиться. Возможно, если сэр согласится прочитать вслух небольшой отрывок из Платона, которого мы читали вчера вечером…

— Нет.

Пертуи наградил его суровым взглядом, которого Ник уже начал побаиваться.

— Прошу вас, сэр. «Возлюбленный Пан и все другие боги»…

— Ох, ну ладно! «Возлюбленный Пан и все другие боги, навещающие это место, придайте красоту моей душе; и пусть моя бренная плоть и внутренний мир обретут покой. Пусть мудрость сделает меня богатым и пусть у меня будет столько золота, сколько мне необходимо». — Ник помолчал и затем посмотрел на своего слугу. — Ты ужасно назойливый тип, Пертуи.

— Да, сэр.

— Почему ты со мной возишься?

— Я смотрю на вас как на испытание, сэр.

— Это потому, что ты обещал Джосу присмотреть за мной, не так ли?

— Маркиз действительно попросил меня занять эту должность, но я не остался бы, если бы счел эту ситуацию неприемлемой.

— Спасибо, старина.

— Як вашим услугам, сэр.

Ник встал и улыбнулся своему слуге. — Как ты думаешь, сколько времени понадобится, чтобы выгрузить и перенести в дом гранитный саркофаг?

— Что, сэр?

— Ничего. Скорее приготовь мою одежду, чтобы у меня был респектабельный вид. Мне предстоит важное дело. Если я не буду торопиться, то леди Джорджиана вышвырнет меня отсюда.

4

Как бы ей хотелось, чтобы Джоселин был здесь и она могла высказать ему все, что думает о его своенравии. Она допускала, что он осудит ее, может быть, даже попытается удержать от этого шага, но она никогда не думала, что он пошлет сюда своего эксцентричного друга. Какая наглость!

Джорджиана нагнулась, ее служанка Ребекка помогла ей надеть двадцатиярдовое кремовое кружевное платье и стала застегивать сзади юбку. Она кипела от возмущения в течение последних двух часов, когда наблюдала за выгрузкой и перенесением саркофага. Теперь она хотела скорее подготовиться к чаю, чтобы успеть поговорить с Трешфилдом и убедить ею прогнать мистера Николаса Росса. Когда она думала о том, что этот мужчина — почти незнакомец сует свой нос в ее личные дела, ей хотелось плеваться.

Ее мать никогда бы не одобрила такого нарушения правил хорошего гона со стороны дочери. Это крайне несправедливо, что такие мужчины, как мистер Росс, которые ведут себя с непростительным нахальством, могут отделаться лишь обращенными на них яростными взглядами. Но женщина, тем более дочь герцога, не должна оставлять безнаказанными такие поступки.

Впрочем, она не должна лгать самой себе. Она была зла на всех мужчин, подобных мистеру Россу, чьи внешность и обаяние позволяли им хитростью добиваться расположения невинных душ. Она должна признаться самой себе, что не стала бы терпеть мистера Росса, даже если бы он был образцом хорошего тона — она была научена горьким опытом своих отношений с лордом Силверстоном.

Лорду Силверстону, как и десяткам других молодых людей, желающих заполучить в жены дочь герцога, ее представили во время первого светского сезона в Лондоне. Он был наследником благородного титула и красив своей бледностью и округлым подбородком, делавшими его столь непохожим на грубого мистера Росса.

Она была очарована его тонкой восприимчивостью, его благовоспитанностью, густыми ресницами и печальными карими глазами.

Джорджиана была поражена, когда, станцевав с ней раз на балу, он попросил ее руки. Потрясенная, она двигалась, словно во сне, в то время как герцог вел с Силверстоном переговоры относительно брачного контракта. Все ее мечты о независимости испарились при мысли о том, что она станет женой Силверстона.