Помоги мне - [22]

— Спроси: он что, не мог отказаться? — перебил Волоха. — Ну ладно мы, униженные и оскорбленные, с хреновой зарплатой. А он что, мало получал в своей Голландии? Небось, у них там…

— Перевожу только первый вопрос, — перебил его Зимин. — Все остальное — риторика.

— Мог бы, — ответил их новый знакомый. — Но за риск хорошо платят. Я решил, что эта поездка будет последней. За годы работы во всех этих паршивых странах я скопил немалую сумму, так что мог поискать себе работу и поспокойней, пусть и не такую денежную.

Его машину подстерегли на пустынном участке дороги из Кветты, куда он ездил на переговоры с одной местной закупочной фирмой. Обстреляли из засады. Водитель был убит, переводчик тяжело ранен. Одна пуля попала в бензобак, «тойота» вспыхнула как факел. Все документы сгорели, они лежали в «дипломате» на сиденье. Саймон обжег руки, но остался жив. Его привезли в приграничный с Афганистаном район.

С тех пор прошло четыре месяца, и судя по тому, что он все еще сидел в темном сыром погребе, договориться с голландским правительством о выкупе похитителям не удалось. Однажды, месяца два назад, к нему спустился какой-то пак и на ломаном английском языке рассказал, что когда они связались с голландским посольством в Исламабаде и сообщили о заложнике, им ответили, что правительство неоднократно рекомендовало своим гражданам воздержаться от поездок в Пакистан как в страну с нестабильной политической ситуацией. И если кто-то не внял этим рекомендациям, то сам и несет за последствия всю ответственность. Этот пак предложил Саймону назвать адреса своих близких родственников для того, чтобы попробовать договориться о выкупе с ними. Увы… таковых у заложника не оказалось: Саймон был разведен и не имел детей, его родители погибли в авиакатастрофе, когда он был подростком, а единственная тетя, сестра матери, умерла совсем молодой. Братьев и сестер у Саймона тоже не было.

Ситуация зашла в тупик, и, похоже, паки держали узника уже чисто по инерции, не зная, что с ним делать, хотя и убивать не спешили.

— Боже мой, четыре месяца! — воскликнул Зимин.

Они даже представить себе не могли, что их плен может затянуться так надолго.

24

Перед ней на столе лежали две пачки денег. В каждой по сто тысяч российских рублей и отдельно — еще с десяток пятисот- и сторублевых банкнот. Всего, если переводить по курсу, на семь тысяч четыреста долларов.

Вот и все, что осталось у нее от Ника.

…Розенталь оказался именно таким, каким она и представляла его себе: невысоким толстым евреем лет пятидесяти в очках, с рыжими редеющими волосами. Безымянный палец его левой руки украшал большой перстень с драгоценным камнем. Юрист пригласил Аллу в свой кабинет, еще раз выразил соболезнования от имени компании и от себя лично в связи с гибелью господина Здановича, после чего немедленно приступил к делу.

— Я понимаю, что ваше время ограничено, госпожа э… Максакова. Вы, вероятно, и уехать назад хотите сегодня же?

— Да.

— Хорошо, — Розенталь понимающе кивнул, потом достал из ящика стола какие-то бумаги, подвинул ей один лист. — Здесь проставьте данные вашего паспорта, а вот здесь — распишитесь.

Алла сделала, что от нее требовалось, и Розенталь подал ей еще одну бумагу.

— Еще здесь. Это — для бухгалтерии. Мы решили облегчить вам задачу и выдать деньги прямо здесь. Вам не придется самой ехать в банк, а потом кататься по Москве с такой большой суммой.

Она расписалась во второй бумаге. Юрист взял трубку, набрал какой-то номер.

— Софья Даниловна? Розенталь. Мы уже можем зайти к вам с госпожой Максаковой? Хорошо.

Он встал.

— Пойдемте в бухгалтерию. Утром мы заказали для вас деньги в банке, и их уже привезли.

Уже потом, когда деньги были получены, Розенталь, провожая ее до выхода из здания, сказал:

— Будьте осторожны. Опасайтесь не только воров, но и — милиционеров. Наши доблестные стражи порядка отлавливают лиц без регистрации, а потом начинают заниматься мелким вымогательством. Белорусский вокзал не исключение. Как они поведут себя, увидев такую сумму, я сказать не берусь. Так что отложите на всякий случай пару сотен, а остальное спрячьте получше. И держите наготове паспорт и железнодорожный билет.

К счастью, все обошлось без проверки регистрации, и утром следующего дня она вернулась в Минск.

И вот теперь перед ней лежали две тугие пачки российских тысячных купюр — без малого та сумма, которую она получила бы за три года работы в «Арт-плюсе». Так что теперь можно было смело брать отпуск за свой счет и ехать в Анталию, на Кипр или куда там еще.

Она разыскала на полке свою записную книжку, нашла адрес Ника. Прикинула, как быстрей добраться до Тимирязевской. Потом бросила обе пачки в сумочку, оделась и вышла.

Полчаса спустя она стояла перед дверью квартиры Натальи Зданович. Было воскресенье, и Алла надеялась, что хозяйка окажется дома. Можно было, конечно, предварительно позвонить, но Алла боялась услышать, что та не желает ее видеть. Нет, лучше сразу поставить ее перед фактом. За дверью раздались шаги, послышался металлический звук открываемого замка.

Кажется, Наталья Зданович не удивилась. Или не выдала своего удивления. А может, действительно ждала ее прихода? Алла боялась, что разговаривать придется на пороге, что опять, как тогда на кладбище, она испытает чувство унижения, но женщина отступила в сторону и сухо проговорила: