Помни Рубена. Перпетуя, или Привычка к несчастью - [21]

Когда вождь впервые собственной персоной предстал перед Мор-Замбой, юноша еще не подозревал, что это — его будущий смертельный враг. Он увидел всего-навсего располневшего, почти обрюзгшего мужчину с еле заметными следами былой выправки, с потускневшим взглядом, благодушным выражением лица, с жестами робкого, заранее со всем согласного человека, к тому же, вероятно, издерганного и слабохарактерного, — словом, все обличье вождя никак не вязалось с упорными, хотя и тайными слухами о его коварстве и жестокости.

В последний день учений, накануне отправки в поселок золо нашей команды вместе с многочисленным сопровождением, те, кто должны были представлять наше племя — среди них, как и следовало ожидать, находился Мор-Замба, — удостоились чести выслушать напыщенную речь вождя, который прежде никогда не снисходил до непосредственного обращения к народу:

— Итак, друзья мои, вы оказались теми, на чьи плечи легла защита нашей чести. Ответственность велика, вы сами это понимаете. Теперь мне пора рассказать вам о том, как все это будет происходить. Впрочем, мой друг, вождь золо, потом еще раз напомнит вам условия состязаний. Вам придется выступить против равного количества противников. Условия самые простые: каждый побежденный тотчас выбывает из состязания, так что победившей будет считаться та команда, в которой под конец останется хотя бы один человек, не потерпевший ни единого поражения, или — почему бы нет? — несколько таких бойцов. Как видите, все очень просто. Мне остается только пожелать вам мужества!

Как и было задумано, встреча состоялась в поселке золо, на главной площади, где собралось множество народу, воздух сотрясался от грохота тамтамов, стоял гул от ободряющих криков и улюлюканья толпы. Первыми вышли лучшие наши борцы, способные, казалось бы, нагнать страх на кого угодно. Но наши восторги быстро поутихли, едва мы увидели, как, вызывающе поигрывая мускулами, выступили отборные, прекрасно сложенные атлеты золо. Неужели мы попались в ловушку? В нас вперилось мрачное око грядущего разгрома. У сопровождавших нас женщин пропала всякая охота к дерзким насмешкам, задиристым песенкам, вызывающим пляскам; заранее смирившись с неизбежным унижением, они старались скрыться от взглядов и вместо того, чтобы петь хвалу нашим героям, принялись вполголоса сетовать на судьбу за то, что родились в Экумдуме.

Тревога оказалась ненапрасной: в первые же два дня почти все наши борцы один за другим вышли из состязаний. На третий день сын Ангамбы, на которого возлагалось столько надежд, был побежден каким-то неизвестным силачом. Таким образом, мы узнали, что наша команда на грани полного разгрома: у нас оставался всего один боец, тогда как золо могли еще выставить четырех. Мы с удивлением обнаружили, что эта новость огорчила нас куда больше, чем известие о том, что этим избранником, этим героем, которому предстояло теперь в одиночку отстаивать нашу честь, оказался Мор-Замба. Больше того — мы вздохнули с облегчением, мы были довольны этим выбором, словно тот, на кого он пал; и впрямь родился в Экумдуме, словно мы никогда не упрекали его в том, что он чужак. Он сразу стал одним из наших — и никого это не возмущало, никого не поражало. Всю ночь мы восхваляли, превозносили, ласкали Мор-Замбу, словно копье, вовремя подвернувшееся под руку человеку, на которого напал хищник. Женщины бросали на него взгляды, полные нежности и признательности.

Но при всем том мы не особенно рассчитывали на его успех. Впрочем, первые эпизоды схватки Мор-Замбы с четырьмя золо и не сулили нам особых надежд. Противники, по всей видимости, сговорились мало-помалу измотать Мор-Замбу, первый из них ограничивался тем, что всячески старался ускользнуть от его захватов. Но провидению было угодно, чтобы Мор-Замба разгадал эту коварную тактику. Под одобрительный смех зрителей он принялся поддразнивать соперника, подбивая его сойтись с ним лицом к лицу и положиться не столько на быстроту ног, сколько на силу рук, призывая всех в свидетели его трусости. Таким образом, полдня прошло безрезультатно, а когда наконец Мор-Замбе удалось уложить на лопатки своего увертливого противника, мы решили, что тот поддался нарочно, чтобы потом поднять нас на смех. Иным из нас казалось, что лучше уж добровольно отказаться от дальнейшей борьбы: кто посмеет нас упрекнуть, если мы честно признаем себя побежденными?

Но, хвала небу, до этого дело не дошло. Если первый золо только и думал о том, как бы оторваться от Мор-Замбы, то второй, тоже лишенный изобретательности, целиком полагался на свою физическую силу; однако Мор-Замба быстро постиг его нехитрую стратегию: под одобрительный рев своих болельщиков золо бросался на Мор-Замбу, мертвой хваткой вцеплялся в его запястья и внезапно мощным рывком притягивал его к себе, а потом, действуя с такой же дьявольской быстротой и не давая противнику опомниться, изгибался всем телом и таранил его задом в бедро, стараясь сбить с ног и хотя бы на мгновение оторвать от земли, а когда ему это удавалось, он вскидывал нашего борца себе на спину и, резко присев, перебрасывал его через голову, но, падая, Мор-Замба всякий раз ухитрялся извернуться в воздухе и приземлялся не на спину, а на живот, издавая короткий, но мучительный вскрик, нечто среднее между «ох» и «ух». Молодежь золо устремлялась на площадь, исполняя победный танец вокруг обоих соперников, с трудом переводивших дух, но старики, неспешно приблизившись к месту схватки, только качали головами и после короткого совещания объявляли, что рано еще решать, кто вышел победителем, и борьба возобновлялась.