Помета - [10]

Шрифт
Интервал

מב


Кто теперь скажет мне слова её?

Может, старый хазан, знаток песнопений святых учителей наших, за слезы которых отдам я жизнь?

Но скрыт старый хазан в тени святых поэтов, чьими песнями украшал он Большую синагогу в нашем городе. Если ответит мне – ответит нигуном, как в те времена, когда город и жители его были живы.

А здесь осталась Песнь Стона и Скорби.


От переводчика.
Поэтическим фоном повествования служат два пиюта, написанные рабби Шломо ибн Гвиролем – "Швия ания" и "Шахар авакешха".
Ниже они приведены в переводе Эрнста Левина:

Приложение

Шломо ибн ГВИРОЛЬ.
"Шахар авакешха" ("Дай мне рассвет")
Перевёл Эрнст Левин  

                                                                                                                                                                                          ОРИГИНАЛ 

ПРОИЗНОШЕНИЕ

 ПЕРЕВОД


Шахар авакешха, цури умисгаби 
Ээрох лефанэйх шахри вэгам арби 
Лифнэй гдулатха эймод ве эбаhэль 
ки эйнха тыръэ коль махшевот либи 

Дай мне рассвет, Творец, хранитель мой, 

И день, и вечер мой я пред Тобой, 

Твоим величьем потрясён, стою – 

Ты видишь всё, что в сердце я таю.




Ма зэ ашер юхал hалев веhaлашон
лаасот ума коах рухи бетох кирби?
hинэй леха титав зимрат энош аль кен
одха беод тыhъе нишмат элоаh би! 

Бессильны мои мысли и слова, 

Пригодны лишь язык и голова 

Чтоб славить Бога, давшего в раю 

Нам, смертным, душу вечную Свою.


Шломо ибн ГВИРОЛЬ.
"Швия ания" ("Бедная пленница")
Перевёл Эрнст Левин   

                                                                                                                                                                                            ОРИГИНАЛ 

ПРОИЗНОШЕНИЕ 

ПЕРЕВОД



швия ания бээрэц нахрия 
л’куха леама, леама мицрия. 
мийом азавта леха hи цофия 
hашав шевута рав hаалилия 
вэ им асирия тыhъе шлишия, 
вэ хиш каль маhейра увассра б’элия 
ранни бат Цион hинэй мешихэйну 
ламма ланэцах тышкахэйну. 

О бедной пленнице молю я, Боже мой. 

В Сионе рождена, она в стране чужой. 

Взята врагами в плен и, сделавшись рабой, 

Страдать обречена безжалостной судьбой. 

Когда же Элия – пророк и вестник Твой, 

Благую весть неся, вернёт её домой, 

И снова наш народ в Стране соединится, 

И будем радоваться мы и веселиться?


лехоль тыхла йеш кейц, веэйн кейц лефирци 
калу шнотай, веэйн метом лемахаци 
шаханти бегалут тэвуа бевуци 
веэйн тофэйс машот онийа леhоци. 
ад ана Адонай таарих кици 
матай коль hатор йишама беарци. 
шимха алейну никра аль танихейну. 

Есть у всего конец, но нет конца у Зла. 

Несчастиям моим и ранам нет числа. 

Судьба меня в галут, в изгнанье занесла, 

И в грязь, и в тяжкий труд, как вьючного осла. 

Нет лодки, чтоб уплыть, и нет в руке весла, 

И Божьей Воли нет, чтоб наш народ спасла... 

Верни нас, Господи, в страну, что ночью снится, 

Где ветер ласковый и гулит голубица.

мехуцим ульхуцим совелей маамас 
безузим угзузим нэтуним лемирмас 
ад ана Адонай эзеак хамас 
ульвави бекирби hиммес иммас 
зэ камэ шаним овдим ламас 
Ишмаэль ке арье ве Эйсав ке тахмас 
зэ янихейну ве зэ йикахну.  

Мы гибнем, льётся кровь и слёзы наших глаз, 

Воздетых к небесам с мольбою каждый раз. 

Эйсав и Ишмаэль, как звери, травят нас: 

Едва ушёл один – второй напал тотчас. 

Неужто навсегда замолк Господний глас, 

И тяжкий гнев Его доселе не угас? 

Неужто может Божья грозная десница 

За избранный народ Свой не вступиться?

hаколех зэ hаколь голат Ариэль 
ильзи вецаhали б’тулат Исраэль 
леэт hарашум бесэйфер Даниэль 
уваэт hаhи яамод Михаэль 
вейикра эль hар ува ле Цион гоэль 
амен веамен кен яасэ hа-Эль 
кимот анитану кен т’самхейну 

Мы верим: у Него совсем иная цель –

Разрушить крепость зла, галута цитадель.

И вострубит с Горы архангел Михаэль

В тот день, предсказанный нам книгой Даниэль,

И встанут спящие в могилах всех земель,

И соберёмся все мы в Эрец Исраэль, 

И будем радоваться мы и веселиться. 

И скажем: амен. Амен! Да свершится! 


Примечания переводчика:



Еще от автора Шмуэль-Йосеф Агнон
Вчера-позавчера

Роман «Вчера-позавчера» (1945) стал последним большим произведением, опубликованным при жизни его автора — крупнейшего представителя новейшей еврейской литературы на иврите, лауреата Нобелевской премии Шмуэля-Йосефа Агнона (1888-1970). Действие романа происходит в Палестине в дни второй алии. В центре повествования один из первопоселенцев на земле Израиля, который решает возвратиться в среду религиозных евреев, знакомую ему с детства. Сложные ситуации и переплетающиеся мотивы романа, затронутые в нем моральные проблемы, цельность и внутренний ритм повествования делают «Вчера-позавчера» вершиной еврейской литературы.


Антология ивритской литературы. Еврейская литература XIX-XX веков в русских переводах

Представленная книга является хрестоматией к курсу «История новой ивритской литературы» для русскоязычных студентов. Она содержит переводы произведений, написанных на иврите, которые, как правило, следуют в соответствии с хронологией их выхода в свет. Небольшая часть произведений печатается также на языке подлинника, чтобы дать возможность тем, кто изучает иврит, почувствовать их первоначальное обаяние. Это позволяет использовать книгу и в рамках преподавания иврита продвинутым учащимся. Художественные произведения и статьи сопровождаются пояснениями слов и понятий, которые могут оказаться неизвестными русскоязычному читателю.


Израильская литература в калейдоскопе. Книга 1

Сборник переводов «Израильская литература в калейдоскопе» составлен Раей Черной в ее собственном переводе. Сборник дает возможность русскоязычному любителю чтения познакомиться, одним глазком заглянуть в сокровищницу израильской художественной литературы. В предлагаемом сборнике современная израильская литература представлена рассказами самых разных писателей, как широко известных, например, таких, как Шмуэль Йосеф (Шай) Агнон, лауреат Нобелевской премии в области литературы, так и начинающих, как например, Михаэль Марьяновский; мастера произведений малой формы, представляющего абсурдное направление в литературе, Этгара Керэта, и удивительно тонкого и пронзительного художника психологического и лирического письма, Савьон Либрехт.


Рассказы

Множественные миры и необъятные времена, в которых таятся неизбывные страдания и неиссякаемая радость, — это пространство и время его новелл и романов. Единым целым предстают перед читателем история и современность, мгновение и вечность, земное и небесное. Агнон соединяет несоединимое — ортодоксальное еврейство и Европу, Берлин с Бучачем и Иерусалимом, средневековую экзегетику с модернистской новеллой, но описываемый им мир лишен внутренней гармонии. Но хотя человеческое одиночество бесконечно, жива и надежда на грядущее восстановление целостности разбитого мира.


До сих пор

«До сих пор» (1952) – последний роман самого крупного еврейского прозаика XX века, писавшего на иврите, нобелевского лауреата Шмуэля-Йосефа Агнона (1888 – 1970). Буря Первой мировой войны застигла героя романа, в котором угадываются черты автора, в дешевом берлинском пансионе. Стремление помочь вдове старого друга заставляет его пуститься в путь. Он едет в Лейпциг, потом в маленький город Гримму, возвращается в Берлин, где мыкается в поисках пристанища, размышляя о встреченных людях, ужасах войны, переплетении человеческих судеб и собственном загадочном предназначении в этом мире.


Эдо и Эйнам

Одна из самых замечательных повестей Агнона, написанная им в зрелые годы (в 1948 г.), обычно считается «закодированной», «зашифрованной» и трудной для понимания. Эта повесть показывает нашему читателю другое лицо Агнона, как замечал критик (Г. Вайс): «Есть два Агнона: Агнон романа „Сретенье невесты“, повестей „Во цвете лет“ и „В сердцевине морей“, а есть совсем другой Агнон: Агнон повести „Эдо и эйнам“».


Рекомендуем почитать
Заслон

«Заслон» — это роман о борьбе трудящихся Амурской области за установление Советской власти на Дальнем Востоке, о борьбе с интервентами и белогвардейцами. Перед читателем пройдут сочно написанные картины жизни офицерства и генералов, вышвырнутых революцией за кордон, и полная подвигов героическая жизнь первых комсомольцев области, отдавших жизнь за Советы.


За Кубанью

Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.


В индейских прериях и тылах мятежников

Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.


Плащ еретика

Небольшой рассказ - предание о Джордано Бруно. .


Поход группы Дятлова. Первое документальное исследование причин гибели туристов

В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.


В тисках Бастилии

Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.