Ползущие - [6]

Адэр посмотрела, как падает свет от телевизора на газон дома, мимо которого они проходили, – серебрится, переливается, сплетается в разноцветную паутину.

– Хотела бы я это сфотографировать… поймать свечение…

– Торчишь от фотоаппарата и прочей такой фигни? – Вопрос прозвучал грубо, но было видно, что Вейлон действительно заинтересовался.

– Ну да. Я хожу на занятия. Может, и правда торчу. Думаю, это трудно – заснять цветной блик от окна ночью… Ну, то есть чтобы получилось так, как на самом деле. Я ведь еще только учусь. У меня есть фотоаппарат – «Кэнон», мама подарила на прошлое Рождество.

– Мне тоже всегда хотелось научиться. Ну, фотографировать, или снимать кино, или еще что-нибудь. Я немного умею играть на гитаре, и это все.

– Мой брат тоже играет на гитаре. Не очень хорошо, но играет. Отец когда-то пел, но теперь бросил. – Она пробовала заглянуть в полузанавешенное окно дома в стиле ранчо, но мешал небольшой цереус в кактусовом садике под навесом со схематичным рогом изобилия. – Хм… телевизоров на самом деле почти никогда не видно. А ты правда можешь угадать по свету, что они смотрят?

– Эти смотрят повтор «Семейки Симпсонов». Я заметил цвета, которые бывают, когда Барт что-нибудь бросает в Лизу.

– Здорово! Ты столько знаешь про телевидение. Мог бы участвовать в этом шоу, «Одолей спеца».

– А то! Моя мама… Мы вместе только телевизор и смотрим. Смотрим, когда она…

Казалось, он что-то хотел добавить, но не стал. Еще одно больное место. Но Адэр поняла. Может, у них есть что-то общее?

Они дошли до угла, свернули и зашагали по улице Птичьих трелей до самой авеню Совы.

Квибра располагается на самом краю заповедника. Где-то рядом поджидают добычу койоты, ждут и мечтают, что какой-нибудь толстый, медлительный кот захочет глотнуть свободы и отправится погулять среди холмов, в которые упираются городские улицы.

Здесь водились и гремучие змеи. Они спускались с гор и каньонов, бесшумно проскальзывая сквозь заросли плюща между домами. Еноты совершали набеги на мусорные баки, а ушастых сов было так много, что иногда ночью казалось, как говорила мать Адэр, что у сов проходит конгресс.

Адэр улыбнулась, заметив, что на крылечках некоторых домов еще стоят тыквенные фонари. Сморщенные, они напоминали усыхающих с годами стариков. В воздухе по-прежнему витало ощущение Хэллоуина. На газоне у О'Хара сохранилась праздничная декорация, хотя сам карнавал прошел уже три недели назад. Пластмассовый скелет в натуральную величину висел, раскачиваясь и усмехаясь, на петле, привязанной к разукрашенной ветке сливового дерева. Призрак из белого полиэстера мягко колыхался от крепнувшего ветра на проволоке, натянутой от крыши до другого дерева. Поблекшая от дождя черная креповая лента, кое-где увитая искусственной паутиной и увешанная дюжиной резиновых летучих мышей, еще украшала парадный вход. По обе стороны крыльца расположились две огромные сморщенные тыквы с прорезями для глаз и рта. На газоне торчали выкрашенные серым пенопластовые могильные плиты, некоторые уже повалились на землю. На плитах темнели надписи вроде «Джордж, умер счастливым» или «Джордж. Смерть от бутылки, ложки и вилки».

Скоро О'Хара уберут все эти украшения, сложат в картонные коробки и сунут в гараж, а на газоне появится рождественская ерунда. У этих О'Хара все чересчур. Мама говорит, что их кричащие украшения и рождественская иллюминация создают впечатление, будто праздник в разгаре. Но Адэр нравилось.

– Ну и пусть люди оставляют подольше штучки для Хэллоуина и рождественские украшения, – говорила она. – Выглядит круто. Вот бы всегда был Хэллоуин, как там, где жил Тим Бертон в том кино.

– Ага, крутой фильмец! – поддержал ее Вейлон, и Адэр облегченно вздохнула.

Адэр и Вейлон снова завернули за угол, и тут объявились совы. Одна задругой они перелетали с дерева на дерево. Какие-то мелкие ночные птахи заверещали, глухо загоготали, снова заверещали, и все стихло. Потом успокоились и совы.

Вейлон рассказывал, как там, дома, они с друзьями делали петарды на Хэллоуин – из вишневых косточек, конфетти, спичечных головок и воска, – так рвануло! Но Адэр слушала вполуха. Она чувствовала, что ночной воздух еще немного сгустился. Струна может лопнуть…

Потом он снова заговорил о бликах телевизоров в окнах. Адэр пыталась заставить себя слушать, но у нее не получалось: грозное чувство все росло.

Вейлон тыкнул пальцем в полузашторенное окно на фасаде дома.

– Видишь окно? Клево, да? На потолке виден свет от телевизора. Видишь, дергается, типа пульсирует. И так быстро! Видишь, сколько красного? Видишь? Как думаешь, что это за шоу?

Адэр пожала плечами.

– Гм-м-м… Экшен?

– Железно. Когда возвращаюсь, я иногда проверяю программу – конечно, если мамаша не сидит в интернете.

Значит, он такой же, как большинство ее друзей: больше всего ему по вечерам нужен интернет. Может, он и гуляет с ней только потому, что сейчас у него нет доступа.

Струна натягивается все туже.

– А вон то, на той стороне? – спросила Адэр. – Они что смотрят? Я что-то не соображу, а ты?

– Тут просто. Ты про то светло-синее, которое не очень мигает? Это драма или любовная история. Потому что если свет, типа, прыгает, значит, больше похоже на экшен или полицейский детектив. Ага, тут есть мягкие красноватые тона… Значит, про любовь. Может, то кино с Кевином Костнером про записку в бутылке.