Ползучий плющ - [41]

— Это невозможно, — так уверенно ответила Эмма, что, к облегчению Триш, ей не пришлось ничего говорить.

Пока она не узнает, почему Бен солгал насчет своего знакомства с Шарлоттой, и не выяснит, что он делал в парке, разговаривать о нем — выше ее сил.

— Вообще-то с этим нужно пить рецину, — сказала Уиллоу, передавая Триш блюдо с ягнятиной.

— Только через мой труп, — заявил Том. Он на мгновение прикрыл глаза, будто содрогаясь от столь неуместной картины.

— Угощайся, Триш, — сказала Уиллоу. — Все же как ужасны эти газеты: как они освещают случившееся с Шарлоттой.

— Да, — согласилась Триш, послушно переложив тонкий ломтик мяса и две оливки на горячую тарелку, которую поставила перед ней Эмма. — Как я сказала… как я говорила сегодня утром одному журналисту, ничто так не щекочет людям нервы, как дело о похищении ребенка.

— Это гнусно, — сказала Уиллоу, прекрасно понимая, что она имеет в виду. — Что-то вроде коллективного ослепления восхитительно волнующим гневом.

— Не оттого ли это происходит, что они воображают себе самое худшее? — спокойно вставил Том. — Они боятся за собственных детей и помнят собственную детскую беспомощность. Не нужно обладать большим воображением, чтобы домыслить остальное. Разве не в этом дело?

— Частично, — сказала Эмма, над которой так издевался старший брат, что воспоминания о полной детской беспомощности были для нее животрепещущими. — Но не кажется ли вам, что в этом присутствует и элемент… не столько Schadenfreude,[6] потому что на самом деле они не радуются несчастью других людей, сколько облегчения: если это случилось с чьим-то ребенком, то меньше вероятности, что случится с моим?

— Ты очень снисходительна. — Тон Уиллоу ясно свидетельствовал, что в данный момент она не слишком высоко ставит снисходительность. — Нет, я согласна с Триш, я думаю, что людям это нравится. И это отвратительно. А какого ты мнения о няне, Триш? Ты должна ее знать.

— Уилл, — одернул ее Том.

— Мне интересно, — сказала его жена, улыбаясь Триш. — Но, если хочешь, мы можем поговорить о чем-нибудь другом.

— Честно говоря, сейчас я не способна думать ни о чем другом.

Уиллоу одарила мужа победоносной улыбкой:

— Няню я знаю плохо. Но знаю, что Шарлота ее любила, и мне она тоже вполне понравилась, когда я познакомилась с ней вчера. Не могу себе представить, что она виновна. Просто не могу.

— А где вообще ее нашла Антония? По рекомендации, по рекламе, как?

— Кажется, через «Помощников Холланд-парка».

— Но там работают квалифицированные няни, — с удивлением заметила Уиллоу. — Одно из немногих агентств, которое проверяет сведения о девушках: в полиции, медицинских учреждениях и так далее. Именно поэтому я обращаюсь к ним, когда миссис Рашэм берет отпуск. Знаете, меня всегда поражало, что воспитательницы в детских садах должны получить лицензию, прежде чем им доверят детей, а насчет нянь никаких правил не существует.

— Правда? — удивилась Эмма, кладя нож и вилку. — Это кажется просто невероятным.

— Именно! Любая может заявить, что прошла специальную подготовку, и некоторые агентства не проверяют даже этого, не говоря уже о рекомендациях и возможных неладах с законом. Они должны…

Она умолкла, увидев, как медленно, тихо приоткрывается дверь в столовую. Кивнув Тому и не обращая на дверь внимания, она громко заговорила про отдых на озерах в Финляндии, который они запланировали на этот год.

Триш в ожидании смотрела на дверь. Когда она открылась полностью, на пороге возникла шестилетняя Люсинда Уорт, облаченная в длинную и девственно белоснежную ночную рубашку с голубой клетчатой отделкой. Тонкий хлопок был идеально отглажен, а золотисто-каштановые волосы явно только что расчесаны. На ногах девочки красовались голубые бархатные шлепанцы. И несмотря на то, что во рту Люсинда держала большой палец, выглядела она ответственной, уверенной в себе и готовой принять активное участие в беседе.

— Что такое? — насколько мог сурово поинтересовался Том. Люсинда вынула изо рта палец и улыбнулась отцу, отсутствие переднего зуба определенно добавляло девочке шарма.

— Мне приснился страшный сон, — сказала она, проскользнув к стулу Эммы. — Здравствуйте.

— Здравствуй, — ответила своей крестнице Эмма, даже не пытаясь скрыть ни своей радости, ни нежности. — И почему это вы не в постели, мадам?

— Мне приснился страшный сон, — медленно и отчетливо повторила Люсинда, словно разговаривая с иностранцем или умственно отсталым. А потом произнесла по буквам. Удивленная Триш невольно вспомнила Шарлотту и тот вечер, когда та вот так же явилась в разгар ужина. Люсинда была всего на два года старше, а казалось, что лет на десять — настолько уверенной и вполне способной о себе позаботиться она выглядела. Этот контраст причинил Триш новую боль.

— И что? — спросила Эмма.

— А то, что я хочу вам об этом рассказать, — ответила Люсинда, прижимаясь к Эмме и одаривая блаженным взглядом родителей, которые с трудом сдерживали смех.

— В самом деле? — сказал ее отец. — Только, прежде чем начать, поздоровайся с Триш Макгуайр.

— Добрый вечер, Триш, — послушно произнесла Люсинда.

— Добрый вечер, — ответила та, еще не понимая, забавляет ее не по годам бойкое поведение девочки или раздражает. Было совершенно ясно, что все в этом доме крутится вокруг нее.