Ползучий плющ - [34]

Майк не ответил. Через мгновение Стивен увидел, как его щеки начали заливаться румянцем.

— Майк? — Теперь он позволил глубоко запрятанному раздражению чуть-чуть выплеснуться наружу.

— Как ты можешь спрашивать? — упрекнул его Майк с безмерно обиженным видом. — Я ведь пообещал, что не буду, и не приношу. Ни сюда, ни в бассейн, ни в спортивный зал — никуда. Я чист. Я говорил тебе.

— Хорошо. Потому что я тебя предупреждаю, если ты это сделаешь — по любой причине, — все будет кончено.

— Не надо, Стив, прошу тебя! Только не сейчас, пока надо мной висит весь этот ужас. Сейчас я просто не выдержу. Не выдержу.

— Ничего над тобой не висит, — сказал его любовник, нимало не тронутый этой истерикой, — и ты отнюдь не всегда держал свои обещания.

— Знаю, Стив. Прости. Я… — Он снова посмотрел на Стива, как раненая лиса. Стивен прекрасно сознавал, что должен, в знак прощения, раскрыть объятия. Но лисы, раненые или нет, могут кусаться; кроме того, они могут исчезнуть, чтобы зализывать свои раны в опасной компании. Стивен поставил чашку, принес пиджак и кейс и сунул в него «Таймс» и «Файнэншл таймс».

— Хорошо бы, твои нелепые страхи в отношении того, чего ты не делал, хоть немного научили тебя раскаиваться в мелких преступлениях, которые ты действительно совершаешь, — сказал он вполне спокойно, проверяя содержимое кейса. — Ты идешь сегодня в бассейн?

— Да, на все утро — групповые занятия. А потом у меня дневная тренировка в спортзале. Вечером в бассейне — не умеющие плавать взрослые. Годится?

— Годится. Что ж, береги себя. — Он направился было к двери, но затем все-таки смилостивился. Майк прильнул к нему, и Стивен почувствовал, как его руки гладят юношу по спине, помимо его, Стивена, воли.

— Иногда ты доводишь меня до бешенства, дурачок, — нежно произнес он, отстраняясь.

— Я знаю, — сказал Майк, с сияющей улыбкой, в которой тем не менее был и страх, и желание получить прощение, — но ты же любишь меня, правда?

— Не подлизывайся и не пытайся извлечь из этого выгоду. Будешь хорошим мальчиком?

Майк кивнул и еще раз извинился, как делал всегда. Стивен потрепал его по щеке, он прекрасно сознавал, какие именно черты характера позволяли — или, возможно, даже поощряли — Майка в его излюбленных развлечениях. Затем он покинул свою изысканно обставленную квартиру. Шагая к станции метро «Южный Кенсингтон», он раздумывал, стоит ли поспрашивать в офисе, нет ли у кого-нибудь сведений о пропавшем ребенке. Несмотря на заверения, данные Майку, Стивен прекрасно знал, что в действительности существовало множество людей достаточно невежественных, чтобы прийти к идиотским предположениям именно того типа, которые пугали юношу.

Стивена волновали не столько полицейские, сколько журналисты. Эти могут оказаться гораздо хуже, а в настоящий момент ему меньше всего нужна огласка. Разумеется, некоторые в его конторе знали о нем; глупо скрывать свою сексуальную ориентацию, когда ты проходишь медосмотр. Но если это не грозит скандалом, всем в общем-то наплевать. А вот фотографии в бульварных газетенках и таблоидах — совсем другое дело, они полностью уничтожат всякую надежду на продвижение. Вероятно, ему предложат рано выйти в отставку или — еще того хуже — переведут в министерство сельского хозяйства, рыболовства и продовольствия.

Глава десятая

Триш с головой погрузилась в газеты в поисках чего-нибудь полезного, стараясь при этом не смотреть на собственные фотографии, на которых ее запечатлели, по-видимому, в тот момент, когда она украдкой, с удивительно неприятным выражением лица спешно покидала дом Антонии. Все же она долго смотрела на один из снимков в надежде, что просто плохо удалась. Она была уверена, что у нее вовсе нет этого презрительного взгляда полуприкрытых веками глаз, такого похожего на клюв носа и жесткой линии рта. Сверившись с ближайшим зеркалом и увидев отражение нервного, ранимого существа, она вернулась к газете, гадая, не досадила ли она чем-то редактору, который в отместку решил «улучшить» изображение, как это нередко делалось в отношении многих скандально известных женщин.

Диапазон газетных публикаций был весьма широк — от серьезного анализа шансов найти Шарлотту живой до злорадных заметок, авторы которых почти не скрывали удовлетворения от того, что богатая работающая мать понесла подобающее наказание.

Заметив, что в огромные окна ее квартиры бьет солнце и в комнате стало душно, Триш отбросила мерзкий таблоид и распахнула все окна, впустив сравнительно прохладный, свежий воздух.

— В работе дома есть свои преимущества, — проговорила она вслух, возвращаясь к газетам. Ей давно уже не представлялась возможность проветрить квартиру целиком, ведь она редко бывала здесь днем, а Саутуорк не тот район, где хочется оставлять окна открытыми после наступления темноты.

На Триш красовалась ночная футболка, надпись на которой призывала окунуть ее в мед и бросить лесбиянкам, зубы она еще не почистила, длинные голые ноги были не бриты. Когда в дверь позвонили, Триш убедилась, что футболка, доходившая ей до колен, не измята, и осторожно открыла дверь.

Почтальон вручил ей объемистый пакет, не проходивший в почтовый ящик.