Полярный круг - [50]

— Когда мы жили в старом Чаплино и наши охотники добывали кита, к нам много гостей приезжало. Даже островные приплывали полакомиться. Когда все насыщались, начинался древний праздник кита. Кто нынче может исполнить танец кита? Атык помер, а Нутетеин стал артистом. Танцевал тот человек, который загарпунил кита.

Гости посмотрели на Нанока.

А вдруг его действительно попросят выйти на середину комнаты я исполнить танец кита? Но его опасения были напрасны. Ритуальный танец кита для исполнения требовал особых условий и даже специального помещения, которое у чукчей называлось клеграт — мужской дом: что-то вроде, клуба, где обычно после охоты собирались мужчины, обменивались новостями и в особо важных случаях совершали обряды. И среди них самым важным был праздник кита, который выплескивался на волю, входил в обыкновенные яранги, к берегу моря, где отдыхали байдары и вельботы.

— Пока ели добытого кита, — вспоминала Ансима, — того, кто вонзил первый гарпун, почитали как героя. Если он был молодой неженатый парень, девушки тайком вздыхали о нем и пытались наслать на него свои чары, чтобы приворожить его сердце… Но и трудно было этому герою. Отныне, в его жизни наступал перелом. Удачливый человек всей своей последующей жизнью должен был доказать, что не зря кит поддался ему, избрав его среди многих живущих на земле…

Ансима внимательно посмотрела на Нанока. Карие ее глаза, глубоко спрятанные за очками, были полны мысли.

— Удачи будут сопутствовать тебе, — сказала она. — Но сам не зевай. Счастье выбирает достойного человека и не придет к пустому и глупому. Человек должен быть достоин своего счастья, своей удачи… Иначе — это просто насмешка судьбы. И такое бывает.

Выйдя из гостеприимного дома Ансимы, Нанок решил прогуляться к мысу.

За кладбищем на ветру тихо звенел позеленевший медный колокол. Одни корабли ушли, но на смену им уже пришли другие.

Светились огни электросварки, гудение мощных генераторов электростанции было слышно отсюда.

Нанок вспомнил рассказы капитана Кузовкина и попытался представить бухту Провидения давних лет…

Все эти улицы пробиты не так давно: здесь был крутой, падающий в бухту склон. Сразу же начиналась глубина, и корабли могли близко подходить к берегу. Тогда здесь высились лишь две большие кучи угля и стояла какая-то немыслимая деревянная постройка. На другом берегу располагалось эскимосское поселение. Теперь там вырос современный поселок, и от древних нынлю не осталось даже следов.

Описания этой бухты, сделанные первыми русскими мореплавателями, потом американцами, англичанами и норвежцами, подчеркивали ее красоту и удобное размещение. И вправду, отсюда, с мыса, бухта казалась еще прекраснее, в электрических огнях, опоясавших ее, словно ожерельем из мерцающих самоцветов. В темноте светились полосы встающего снега, оставшиеся в глубоких долинах, обделенных щедрым летним солнцем.

Вернувшись в гостиницу, Нанок снова достал газету и еще раз внимательно перечитал заметку о гастролях ансамбля «Эргырон».

Он положил ее в тумбочку и улегся спать: завтра надо было вылетать на мыс Шмидта, а оттуда уже в Билибино.

17

На мысе Шмидта было холодно. За стоящими на рейде грузовыми судами маячили льды. Ревели тракторы, вытягивая на гальку металлические конструкции, бочки с горючим, лесоматериалы. Погода портилась. В аэропорту сказали, что прогноз на завтра неважный, но попросили все же утром наведаться. Устроившись в гостинице, Нанок пошел в колхозный поселок, раскинувшийся, как большинство чукотских поселений, на галечной косе: с одной стороны лагуна, с другой — море.

Неожиданная остановка огорчила его. Он беспокоился о том, что может не застать ансамбль. В грустном раздумье шагал он по улице селения. Где-то впереди играла музыка, Нанок пошел на нее и очутился у клуба. Демонстрировался кинофильм «Возраст любви» с Лолитой Торрес. На крылечке клуба сидели мужчины, курили и негромко переговаривались.

Люди приветствовали Нанока, как это полагается здесь, сказав ему:

— Етти.

— И-и, — ответил Нанок.

В Рыркайпии не так уж много народу, чтобы не заметить нового человека, и один из них, пожилой мужчина, спросил:

— Откуда прибыл?

— Сейчас из Провидения, а вообще — работаю в Анадырском музее.

— А-а, — кивнул мужчина и серьезно спросил: — Как там мой портрет — висит?

— Какой портрет? — растерянно спросил Нанок.

— Как же, — сказал мужчина, бросая окурок, — специально ко мне посылали фотографа. Рентыргин меня зовут, Иван Иванович.

— И-и, — смущенно протянул Нанок. — Извините меня. А сразу приметил — очень знакомое лицо. Висит ваш портрет на почетном месте.

— В кино собрался? — уже дружелюбнее спросил Рентыргин.

— Не знаю, — нерешительно ответил Нанок. — Вообще-то я уже видел этот фильм.

— А я четыре раза смотрел, — признался Рентыргин. — Ну, тогда пойдем ко мне.

По дороге Нанок постарался вспомнить все, что он знал об этом знаменитом человеке. Рентыргин был организатором первой артели, потом колхоза, а нынче совхоза «Пионер». Он — живая история Чукотки.

— Гостя привел! — объявил жене Рентыргин. — Из Анадыря. Будем с ним чай пить.

Пока закипал электрический чайник, хозяин усадил Нанока в кресло и подал старый альбом с фотографиями. На каждой странице рукой Ивана Ивановича был обозначен год. Альбом начинался 1933 годом. Некоторые снимки пожелтели, выцвели, но разобрать можно было многое. Вот стоит какой-то странный человек, явно не чукча, но в кухлянке. Рентыргин заглянул через плечо Нанока.