Полярный круг - [48]

Приближался берег. Поставили новый чайник.

Нанок вспоминал: и в Наукане, когда убивали кита, на обратном пути искусные в рассказывании сказок и легенд повествовали о подвигах охотников, о древних обычаях. Так коротали время.

Нанок спросил Асыколя:

— Будет праздник кита?

Асыколь усмехнулся. Помолчал, потом серьезно ответил:

— Если мы даже соберемся его провести, ничего не получатся. Кто сейчас знает все тонкости, все правила? Да и нужных предметов нет. Я вот помню в детстве: готовили расписное ритуальное весло, вырезали из дерева фигурку кита, еще какие-то изображения вешали в большой яранге…

— Неужели здесь не осталось стариков, которые помнят? — удивился Нанок.

— В свое время тут так боролись с религиозными пережитками, что… Разве не помнишь, что было в Наукане? Чуть где заслышат бубен — сразу прибегают и обвиняют в религиозных пережитках. Чуть вовсе не искоренили древние песни и танцы. Хорошо — вовремя спохватились. А что до праздника кита, конечно, если его очистить от религиозного дурмана и всяких туманных намеков, в сущности — это выражение радости трудового человека, торжество победы.

Солнце стояло над птичьим базаром, когда вельботы подошли к берегу.

На берегу в толпе был Георгий Сергеевич.

Нанок помогал вытаскивать вельботы, собирал снаряжение, накидывал трос на хвостовой плавник кита, чтобы тракторы могли вытащить добычу на бетонированную разделочную площадку. И только после всего этого, когда кит был обмерен и передан разделочной бригаде, Нанок с Асыколем подошли к профессору.

Асыколь преподнес ему тонко отрезанный кусочек маттака. Георгий Сергеевич поблагодарил охотника.

— Приходите в гости, — позвал Асыколь профессора.

Разогретый вином и чудесными Оксаниными варениками, Георгий Сергеевич весь вечер рассуждал о древнем способе китовой охоты.

— Какую дерзость надо было иметь, чтобы выходить почти с голыми руками на морского великана: еще не было моторных вельботов и огнестрельного оружия!

Вместе с Наноком и Асыколем старого профессора внимательно слушали Оксана, детишки и Асыколина мать — Айнау, пожилая женщина с обильной татуировкой на лице и на руках.

Когда профессор закончил рассказ, Асыколь посмотрел на Нанока.

— Вот это настоящая охота! Интересно бы сегодня попробовать таким способом добыть кита. Воспроизвести в натуре древнюю охоту. Проделать, так сказать, научный эксперимент. — Асыколь был возбужден и сыпал научными словами. — Это вам не плыть на плоту через Тихий океан! И пригласить Тура Хейердала! Пусть поиграет нашим гарпуном!

Нанок слушал Георгия Сергеевича, Асыколя, наблюдал за Оксаной, Айнау, и ему было хорошо и покойно.

Расходились поздно. К концу трапезы, за чаепитием, Нанок уже клевал носом. Глаза слипались сами собой, а крепкий чай не столько взбодрил, сколько прибавил тепла, уюта.

Комната в гостинице была завалена разными вещами, дарами жителей Сиреников. Тут были старые лыжи-снегоступы, охотничьи посохи, пузатые курительные трубки, вышитые сумки… Торчала рукоятка каменного молотка для толчения мерзлого мяса и жира, мотыжка — разрыхлять мышиные норки в поисках корней. И среди всего — прекрасно сохранившаяся рыболовная снасть, которой, по всей видимости, еще недавно пользовались: леска из тонко резанного китового уса, крючки из костей, цветная приманка из красных наклювников птиц-топорков.

У Нанока уже не было сил перебирать эти дары.

С трудом раздевшись, накрываясь одеялом, он уже чувствовал, как засыпает.

16

Вертолет обещали к вечеру. После завтрака профессор ушел с магнитофоном к старикам, а Нанок привел в порядок подарки, упаковал их и принялся за письмо Зине Канталиной.

Он подробно изображал охоту и для сравнения привел рассказ Георгия Сергеевича о древнем способе добычи кита.

«То, что я почувствовал на этой китовой охоте, — писал Нанок, — обрадовало меня очень. Я как бы на некоторое время превратился в иннуита, настоящего человека. Я чуял, как за моей спиной стояло и поддерживало меня в поединке с китом то древнее и великое, что всегда помогало людям дедовой земли. Я вспоминал Нутетеина. Наверное, человеку время от времени необходимо это: прикосновение к своей земле. Чувствуешь, как новые силы вливаются в тебя. Если б я умел — написал бы стихи о сегодняшних удивительных ощущениях и переживаниях…»

Наноку хотелось написать о том, что он вспоминал Зину и думал о ней, пока плыли обратно к берегу, таща за собой убитого кита, но тут он положил ручку и задумался. Вообще в своих письмах к ней он стал иногда писать такое, о чем потом жалел. И все же удержаться не мог. Словно кто-то другой водил пером по бумаге, красноречивый, переполненный чувствами, отрешенный от земных ежедневных дел.

Уже по дороге с почты Нанок вспоминал написанное и в эту минуту был готов бежать снова к почтовому ящику, чтобы забрать конверт.

Нанок знал, что ансамбль пока еще находится в Анадыре. Значит, он уже совсем скоро увидится с Зиной Канталиной. Интересно, будет ли он так смел и многословен, как в своих письмах? Нанок не мог думать о будущей встрече без робости. Скорее всего он будет глупо молчать. Но Зина поймет. Она ведь читает письма Нанока, и, если у нее есть сердце, все будет хорошо…