Полярная звезда - [31]

— И вы обосновались бы здесь, в Дьепе? — спросил господин Юло.

— Здесь? Но это невозможно из-за семейных распрей… я вам рассказывал… хотя мне бы очень хотелось. Ах, эта сумасшедшая Мальвина… Воображаю, что у неё за таверна!.. А где она, в самом деле, ютится? Ваша хозяйка говорила мне, но названия….

— На улице Вёле, — вырвалось у Поля.

— У тебя хорошая память! Ничего удивительного в твоём возрасте, зайчик… Улица Вёле — самый грязный закоулок порта! Ох, как подумаю…

— Пожалуй, нам пора ужинать, — вынимая часы, заметил господин Юло.

Хватит с него на сегодня разговоров о ссоре.

XIII

Поль свернул на улицу Вёле. Приходилось торопиться, сегодня утром, едва он заикнулся о «прогулке», как папа удивлённо поднял брови. «Опять? — спросил он. — Ха, это уже вошло у тебя в привычку, мальчик! Ты, наверное, что-то замышляешь?» Поль поспешно улизнул, пообещав вовремя прийти на пляж.

— Николя! — позвал он, не дойдя ещё до таверны.

— У них никого нет! — крикнула ему с порога своей лавки булочница. — Госпожа Бланпэн отправилась в пещеру Полет, а Ник понёс папаше Луи сеть на улицу Ирландэ, и уже давно.

Улица Ирландэ выходила к Аркам, но Полю не пришлось идти так далеко. Возле железного моста он встретил своего двоюродного брата, который возвращался домой.

— Удачное дельце, — весело объявил Ник, — папаша Луи заплатил мне за сеть двести франков! Это выгоднее, чем собирать ракушки.

— Да, — отозвался Поль, — но ты ведь хорошо починил ее! Ну как, обдумал?.

— Твое дело? Да… то есть… Знаешь, со вчерашнего дня тут такое приключилось… Пойдём со мной, я тебе расскажу.

Пока они шли вдоль угольного пирса, он объяснил, что у Маринетты всё идёт из рук вон плохо. Накануне вечером, перед самым ужином, она пришла в таверну и, плача в три ручья, сказала, что у неё заболела мать, что она не знает, как с ней быть. Тётя Мальвина пошла в пещеру, где Шукетта дрожала от озноба на своём голом матраце. У неё, по-видимому, ангина, но она упрямо отказывается от врача из страха, что её заберут в больницу, и всё твердит: «Как попаду я туда, так больше не вернусь».

— Сегодня утром мама снова отправилась к ней, — добавил Ник, — она пришлёт Маринетту к нам обедать; за эти два дня она почти ничего не ела, бедняжка, только плачет всё время. Что ты хочешь — девчонка!

— Ужасно! — сказал Поль. — У меня также была ангина этой зимой, я совсем не мог глотать, мама смазывала мне горло и давала сосать таблетки, вкусные, как настоящие конфеты… Но скажи, — с тревогой вернулся он к своему вопросу, — ты обдумал, да?

— Вот пристал! — воскликнул Ник. — Сказано тебе — да! Ну, входи! — добавил он, толкая дверь.

Поль собрался было последовать за ним, но тут за спиной у него раздался голос, который как громом поразил его. Голос отца.

— Хотел бы я знать, что ты здесь делаешь?

Поля словно пригвоздили к месту, он не мог пошевелить ни рукой, ни ногой; дом, улица — всё поплыло у него перед глазами.

— Ну, отвечай! — настаивал папа. — Что это за мальчик?

— Это… это… — лепетал Поль.

А Николя, остолбенев точно от неожиданного взрыва, в нерешительности стоял на пороге, не зная, войти ему в таверну или, наоборот, выйти.

— Да заговоришь ли ты наконец?

Поль проглотил слюну, губы его так дрожали, что он с трудом мог выговорить:

— Это… это мальчик, который вытащил меня из воды.

О, чудо! Папа больше не сердился, теперь папа улыбался! Он бросился к Николя, схватил его за руки.

— Так вот кто ты, славный маленький храбрец! — воскликнул он. — И этот дурачок ничего мне не сказал! Почему же старая дева утверждала, будто ты исчез, не назвав себя? Впрочем, мы выясним всё потом, и ты увидишь, что имеешь дело с людьми благодарными.

— Но мне ничего не надо! — возразил Николя.

— Ладно, ладно, мы ещё вернёмся к этому вопросу… А для начала, как тебя зовут?

— Николя Товель, мсьё! — твёрдо ответил Ник, глядя ему прямо в глаза.

Папа отпрянул, словно кто-то собирался его ударить.

— Что? Что? — пробормотал он. — Товель?

Кровь бросилась ему в лицо; лоб, шея побагровели. Он отступил ещё на шаг, поднял голову, прочитал вывеску.

— Иди сюда, ты! — прорычал он.

И, схватив Поля, он потащил его по улице Вёле, по набережной, по Большой улице с такой быстротой, с какой бедному малышу ещё никогда не доводилось бегать. Люди по дороге останавливались, глядя им вслед, но господину Товелю было не до них.

— Вот так так! — повторял он, устремляясь вперёд огромными шагами.

А какая страшная буря разразилась дома! Папа кричал, бушевал, Поль, закрыв лицо руками, старался увернуться от пощёчин, а мама бегала от одного к другому и умоляла папу пощадить её сокровище.

— Он ведь не нарочно, — твердила она.

— «Не нарочно», когда я нахожу его возле таверны в обществе двоюродного брата? «Я прогуляюсь, папа…» Ах, негодяй, так вот что он все эти дни замышлял по утрам! Нет, не знаю, какая сила меня удерживает… Но ссора, несчастная ссора! Ты отдаёшь себе отчёт в том, что ты предал семью?

— Д… да, папа, — пробормотал Поль, сотрясаясь от рыданий.

Папа рванул воротничок рубашки. Он задыхался.

— Ну и денёк! — вздохнул он. — Да, запомню я её, эту поездку в Дьеп!

— Но скажи наконец, Эжен, — спросила мама со слезами в голосе, — что тебе самому понадобилось на этой улице Вёле?