Полярная мечта - [40]

— В нашей стране экономично разрешена проблема сжижения воздуха. Жидкий воздух обладает температурой примерно минус сто восемьдесят градусов. Этим мы и воспользуемся.

По залу пронесся вздох облегчения.

— Как именно? — не унимался Ходов.

— Представьте себе, что на дно мы уложим трубы с отверстиями. Сверху мы подадим в эти трубы жидкий воздух. Он будет струйками выходить из отверстий, смешиваться с водой, испаряться, отнимая у нее тепло, превращая ее в лед. И пузырьки воздуха, замораживая воду, постепенно будут подниматься к поверхности. Вы только представьте себе море в такой момент. Оно будет кипеть, пока на клокочущей его поверхности не появится лед!

Зал не выдержал. Слишком эффектна была эта картина, слишком волновал тон Алексея, его горящие глаза, наивная, но подкрепленная выдумкой вера в свою правоту. Зал снова аплодировал.

Ходов невозмутимо ждал, пока слушатели утихнут.

Женя победоносно оглядывалась на задние ряды.

— Ладно! Все ясно! Нечего придираться! — слышалось оттуда.

Александру Григорьевичу пришлось подняться, призвать к тишине.

Наконец снова прозвучал размеренный, скрипучий голос:

— Допустим, что указанным способом удастся заморозить ледяной мол. Я, еще сидя в зале, подсчитал, что заморозить придется ледяной монолит шириной метров в сто, чтобы его не сдвинуло дрейфующим льдом, высотой метров сорок и длиной, как тут нам изволили сообщить, четыре тысячи километров. Если подсчитать, то получится, что льда потребуется четырнадцать миллиардов тонн.

— А что, перевозить его, что ли, надо? — послышался бойкий голос из задних рядов.

Зал оживился, но Ходов отнюдь не был смущен.

— Да, перевозить не надо, — отчеканил он. — Но потребуется заморозить, искусственно заморозить, что, пожалуй, еще труднее, чем перевозить. Я подсчитал, сколько электрической энергии понадобится, чтобы заморозить это чудовищное сооружение, — шестьсот миллиардов киловатт-часов!

По залу пронесся ропот. Ходов продолжал, словно вбивая в зал каждое слово:

— Чтобы присутствующим эта цифра стала яснее, я напомню, что, отдавай крупнейшая волжская гидростанция, которую строила вся наша страна, свою энергию без остатка на замораживание ледяного мола, ей пришлось бы трудиться ни много ни мало только шестьдесят лет!..

И снова неудержимый смех прокатился по залу. Алексей почувствовал, что пот выступил у него на лбу. Возмущению его не было границ. С трудом сдерживая себя, он сказал:

— Совершенно неуместно вспоминать здесь эту гидростанцию. Никто не собирается пользоваться ее энергией для замораживания ледяного мола.

Алексей волновался, ему хотелось сказать многое, все то, что было передумано во время работы над диссертацией, подсчитано, обосновано, он вовсе не хотел признавать ее несостоятельной, он защищался, но от волнения голос его перехватывало, и он с трудом отрывисто выговорил:

— Конечно, потребуется — энергобаза. Сам собой, без затраты энергии, мол, конечно, не замерзнет. Но мы не потребуем откуда-либо энергию, мы воспользуемся всегда дующим в Арктике ветром. Вот так… ветром… Мы построим ветряки, и они будут приводить в действие холодильные машины… холодильные машины… и с помощью энергии ветра заморозим мол. Вот так и заморозим!..

Ходов слушал Алексея, чуть приподняв левую бровь и, как показалось Алексею, насмешливо щуря правый глаз.

— А на какую мощность вы проектируете свои ветряки?

Вопрос Ходова был прост, но он почему-то снова вызвал веселую реакцию в зале.

Алексей в первую минуту смешался, потом ответил:

— Ну… двести, я думаю… двести киловатт.

— Вы не поняли меня. Вы говорите об одном ветряке, а меня интересуют все ветряки. Не откажите в любезности напомнить присутствующим мощность гидростанции, о которой мы говорили.

Алексей пожал плечами:

— Что ж тут напоминать? Всем известно. Два миллиона киловатт.

— А ваша временная энергобаза на какую мощность должна быть рассчитана?

При таком сопоставлении Алексею чрезвычайно трудно было выговорить хорошо знакомую ему цифру:

— Двадцать миллионов киловатт.

— Двадцать миллионов киловатт! — с убийственной язвительностью подхватил Ходов. — В десять раз мощнее нашей крупнейшей волжской гидростанции! Значит, если каждый ваш ветряк будет по двести киловатт, их понадобится сто тысяч!

— Ну и что же, сто тысяч! — теряя самообладание, воскликнул Алексей. — Почему нас должна пугать эта цифра? — И он быстро заговорил: — Ведь когда во время Великой Отечественной войны понадобилось создать танки и самолеты, каждый из которых был дороже нашей ветросиловой холодильной установки, и создать их в большем количестве, чем потребуется для мола ветряков, — справилась же с этим страна…

— Да, справилась, — с прежней безапелляционностью подтвердил Ходов. — Но во имя какой цели и какой ценой? Я отвечу вам на этот вопрос. Ценой напряжения всех сил народа. Во имя спасения Родины. А вы собираетесь решить частную задачу арктического транспорта и воображаете, что весь советский народ бросит все свои дела и будет строить и строить ветряки, ветряки и ветряки…

Алексей не мог простить Ходову, что тот намеренно выставлял его в смешном виде, в то время как замысел мола казался ему достаточно обоснованным. Ведь если подсчитать общую мощность тракторов или автомобилей, то получатся не менее астрономические цифры. Все это хотел сказать Алексей, но почувствовал, что ему теперь уже не убедить слушателей. Убеждать требовалось не горячностью слов, а сухими цифрами, которые можно было бы противопоставить цифрам Ходова, — сухими цифрами, доказывающими возможность изготовления нужного количества ветряков, создания временной ветросиловой энергобазы.