Полярная авиация - [5]
Но чаще всего — просто молчали. Прошло какое-то количество лет. Это было заметно по мелькающим временам года.
Наступила космическая эра. Среди степи, гораздо восточнее сарая, построили космодром. Раз в несколько месяцев происходило невообразимое. С грохотом, ревом и сиянием через все небо, «от востока и даже до запада», проносилась очередная космическая ракета, построенная упорными людьми. Ракеты, взрываясь, красиво падали далеко от степи, среди городов, поселков, промышленности и железных дорог. Никак не удавалось преодолеть земное притяжение. Впрочем, такая задача и не ставилась — полеты были пока только экспериментальными, хотя и пилотируемыми, в каждом корабле человек по пятнадцать: командир, космонавт-исследователь, бортинженер, рулевой, бухгалтер, повара, стюардессы, уборщицы… Заранее, перед полетом все члены экипажа посмертно награждались сверкающими золотыми орденами, а их гранитные изваяния в натуральную величину устанавливались вдоль Аллеи космической славы, которая кругами извивалась в пустынной степи вокруг космодрома. Конкурс в отряд космонавтов был сумасшедший.
Как-то раз Штернфельд видел по телевизору выступление главного космического конструктора и вдохновителя. Седенький академик, тряся клинообразной бородкой, заикающимся пророческим фальцетом талдычил: «Настанет время, когда необъятные просторы космоса будут бороздить тысячи автоматических, беспилотных кораблей, управляемых с Земли. Но это — дело отдаленного будущего. А пока мы не можем обойтись без людей, которые бы лично направляли корабли в сияющую пустоту космоса. Вечная слава героям!»
После очередного прогремевшего над головами удачного космического эксперимента Магомедов вдруг брякнул:
— Здорово. Вот бы и нам так: раз — и все.
Все умолкли, задумавшись. Николай Степанович тихонечко замычал, как от зубной боли.
— Да у нас то же самое, — неожиданно для себя ответил Штернфельд. — Только долго. Но это — без разницы.
Изучали матчасть. С трудом проворачивая ржавые болты и срывая заклепки, разбирали то, что осталось от «Ильи Муромца», до винтика. Переносили все это, отдельно каждую деталь, в конец взлетной полосы, и там опять собирали остов воедино. На это обычно уходило целое лето. А следующим летом все повторялось в обратном порядке, и к осени «Илья Муромец» снова романтически-угрюмо возвышался около сарая, незаметно аккомпанируя горловому пению Николая Степановича Сидоренко.
Однажды вдруг приехал тот самый генерал, который когда-то, в самом начале, благословил их на это многолетнее странное бездействие. Охранники ввели его в сарай, поддерживая подмышки, и усадили во главу стола. Внешне генерал не изменился — та же складчатость на лице, те же сияющие звезды на теле. Все были в сборе. Генерал поднял глаза — оказалось, он плакал, беззвучно трясясь. Преодолевая рыдания, встал.
— Награждается звездой героя, — смотреть на это было невозможно. — Посмертно. Смертью храбрых. — И со звоном бросил в подставленный охранником стакан с водкой небольшой, нестерпимо-красивый, сверкающий орден-звезду.
Опрокинув стул, выбрался из-за стола и тяжело, грузно поплелся к двери, ведомый охранниками.
Водка со звездой так и осталась стоять на столе, в тишине и всеобщей неподвижности. Все четверо сидели молча по углам, ничего не понимая и одновременно обо всем догадываясь.
На следующий день Игнат Бубов спросонья полез на крышу поправить телевизионную антенну. Пришедшая из ясного голубого неба молния беззвучно поразила его в голову, привычно забитую разорванными мыслями о рыбалке и родных болотцах. Никто особо не удивился. Только Магомедов, странно улыбаясь, стал вдруг бегать, наматывая круги вокруг сарая, поплевывая по сторонам, пока, в изнеможении и слезах, не рухнул в траву.
Игната похоронили рядом со взлетной полосой, под уныло-чарующее горловое пение Сидоренко. В могилу положили несколько деталей от «Ильи Муромца», которые Бубов при своей бестолковой жизни особенно уважал. Генеральский стакан с водкой поставили на телевизор в память о благополучно ушедшем товарище. Время от времени в стакан попадали мухи, инстинктивно тянувшиеся к выветрившемуся алкоголю. Из под слоя погибших мух тихо сиял золотой орден-звезда.
Штернфельд, удивившись, отметил, что нелепо-логичная бубовская смерть не вызвала в нем никакого отклика — ни печали, ни страха, ни жалости. Подумалось, что это событие по сути своей ничем не отличается от других — например, от очередного похода Магомедова к Люськам или от перетаскивания поршневых колец «Ильи Муромца» в конец взлетной полосы. Как-то незаметно, исподволь все стало для него одинаковым, и Штернфельд больше не выставлял оценок происходящему вокруг.
Стало легко, просторно. Всепоглощающее, свободно-радостное равнодушие затопило собой всю степь. Штернфельд внутренне парил. И почти не вспоминал про Северный полюс.
В свой очередной и, как потом выяснилось, последний приезд полковник собрал всех и подчеркнуто буднично, сухо объявил, что возможности увидеть Северный полюс у них практически не осталось и что теперь, по прошествии лет, вся эта затея выглядит весьма сомнительно. Кроме того, выяснилось, что никто из них, теперь уже троих, не обладает необходимыми для видения полюса способностями. Видимо, при отборе были допущены ошибки. В общем, если и остался какой-то шанс, то самый микроскопический. Поэтому можно было расходиться. Как выразился полковник, «не смею задерживать». Правда, все они могли остаться здесь и просто жить на казенном довольствии, ведь они, дескать, это заслужили. Штернфельд заметил, как странно помолодел их загадочный куратор.
Дмитрий Данилов – драматург («Человек из Подольска», «Серёжа очень тупой»), прозаик («Описание города», «Есть вещи поважнее футбола», «Горизонтальное положение»), поэт. Лауреат многих премий. За кажущейся простотой его текстов прячется философия тонко чувствующего и всё подмечающего человека, а в описаниях повседневной жизни – абсурд нашей действительности. Главный герой новой книги «Саша, привет!» живёт под надзором в ожидании смерти. Что он совершил – тяжёлое преступление или незначительную провинность? И что за текст перед нами – антиутопия или самый реалистичный роман? Содержит нецензурную брань!
«Горизонтальное положение» — новый роман Дмитрия Данилова, чей дар рассказчика поистине уникален, а история, которую он передает, понятна каждому.Кто из нас ни разу не задумывался о том, что он лишний в мире? Проще всего впасть в уныние: для человека с временной регистрацией нет постоянной работы в Москве, но нужно кормить далеких родственников, болит тело и душа, а твои мысли о жизни никому не интересны. Ты — один из миллионов, капля в море, песчинка в пустыне. Взять и принять горизонтальное положение — так ведь проще.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Даниловская «феноменологическая проза», написанная как портрет некоего современного русского областного города; сюжет выстраивает процесс проживания автором физиономии и физиологии этого города, стиля его жизни, самого его духа; соответственно, по законам изобретенного Даниловым жанра, здесь не только объект наблюдения и изучения (город), но и субъект (автор); постоянное присутствие в кадре повествователя, придает его повествованию еще и характер исповедальной прозы. Романная мысль выстраивается изнутри авторской рефлексией по поводу процесса вот этого установления своих (в качестве художника) связей с реалиями сегодняшней России.
Антология современной русской прозы, составленная Захаром Прилепиным, — превосходный повод для ревизии достижений отечественной литературы за последние десять лет. В книгу вошли повести и рассказы десяти представителей последней литературной волны, писателей, дебютировавших, получивших премии или иным образом заявивших о себе в 2000-х годах.
Игорь Дуэль — известный писатель и бывалый моряк. Прошел три океана, работал матросом, первым помощником капитана. И за те же годы — выпустил шестнадцать книг, работал в «Новом мире»… Конечно, вспоминается замечательный прозаик-мореход Виктор Конецкий с его корабельными байками. Но у Игоря Дуэля свой опыт и свой фарватер в литературе. Герой романа «Тельняшка математика» — талантливый ученый Юрий Булавин — стремится «жить не по лжи». Но реальность постоянно старается заставить его изменить этому принципу. Во время работы Юрия в научном институте его идею присваивает высокопоставленный делец от науки.
Ну вот, одна в большом городе… За что боролись? Страшно, одиноко, но почему-то и весело одновременно. Только в таком состоянии может прийти бредовая мысль об открытии ресторана. Нет ни денег, ни опыта, ни связей, зато много веселых друзей, перекочевавших из прошлой жизни. Так неоднозначно и идем к неожиданно придуманной цели. Да, и еще срочно нужен кто-то рядом — для симметрии, гармонии и простых человеческих радостей. Да не абы кто, а тот самый — единственный и навсегда! Круто бы еще стать известным журналистом, например.
Юрий Мамлеев — родоначальник жанра метафизического реализма, основатель литературно-философской школы. Сверхзадача метафизика — раскрытие внутренних бездн, которые таятся в душе человека. Самое афористичное определение прозы Мамлеева — Литература конца света. Жизнь довольно кошмарна: она коротка… Настоящая литература обладает эффектом катарсиса — который безусловен в прозе Юрия Мамлеева — ее исход таинственное очищение, даже если жизнь описана в ней как грязь. Главная цель писателя — сохранить или разбудить духовное начало в человеке, осознав существование великой метафизической тайны Бытия. В 3-й том Собрания сочинений включены романы «Крылья ужаса», «Мир и хохот», а также циклы рассказов.
…22 декабря проспект Руставели перекрыла бронетехника. Заправочный пункт устроили у Оперного театра, что подчёркивало драматизм ситуации и напоминало о том, что Грузия поющая страна. Бронемашины выглядели бутафорией к какой-нибудь современной постановке Верди. Казалось, люк переднего танка вот-вот откинется, оттуда вылезет Дон Карлос и запоёт. Танки пыхтели, разбивали асфальт, медленно продвигаясь, брали в кольцо Дом правительства. Над кафе «Воды Лагидзе» билось полотнище с красным крестом…
Холодная, ледяная Земля будущего. Климатическая катастрофа заставила людей забыть о делении на расы и народы, ведь перед ними теперь стояла куда более глобальная задача: выжить любой ценой. Юнона – отпетая мошенница с печальным прошлым, зарабатывающая на жизнь продажей оружия. Филипп – эгоистичный детектив, страстно желающий получить повышение. Агата – младшая сестра Юноны, болезненная девочка, носящая в себе особенный ген и даже не подозревающая об этом… Всё меняется, когда во время непринужденной прогулки Агату дерзко похищают, а Юнону обвиняют в её убийстве. Комментарий Редакции: Однажды система перестанет заигрывать с гуманизмом и изобретет способ самоликвидации.
«Отчего-то я уверен, что хоть один человек из ста… если вообще сто человек каким-то образом забредут в этот забытый богом уголок… Так вот, я уверен, что хотя бы один человек из ста непременно задержится на этой странице. И взгляд его не скользнёт лениво и равнодушно по тёмно-серым строчкам на белом фоне страницы, а задержится… Задержится, быть может, лишь на секунду или две на моём сайте, лишь две секунды будет гостем в моём виртуальном доме, но и этого будет достаточно — он прозреет, он очнётся, он обретёт себя, и тогда в глазах его появится тот знакомый мне, лихорадочный, сумасшедший, никакой завесой рассудочности и пошлой, мещанской «нормальности» не скрываемый огонь. Огонь Революции. Я верю в тебя, человек! Верю в ржавые гвозди, вбитые в твою голову.