Поляне - [66]

Шрифт
Интервал

Но Кий не раз замечал, что рядом с огнем хотя светлее, да чуть отойдешь — вовсе темень непроглядная…

А славинское войско, смоченное дождем, уже подходит к Истру. Будут переправляться нынче или не будут? А надобно ли ждать? Ждать или не ждать, что решат славины? Может, выйти и упредить? Отобьются ли поляне на сей раз за стенами или же сгорят вместе с городом, как сгорели те кони?.. Помоги, Дажбог! Сто сильнейших быков пожертвую тебе, подскажи только, подай знак!

Как подскажет Дажбог? Вон туча свернула, не дошла до Истра, не намочила город дождем. Может, то и есть поданный Дажбогом знак? А решать надо немедля…

Кий более не мешкал. Он решил. Послал за Хоривом, Воиславом, Гораздом и всеми тысяцкими — пускай вборзе поднимутся сюда, к нему, на башню. А княгине велел сказать, чтобы собралась — покинуть терем…

Неведомо, кто же запалил город в наступившей темноте — славинские лазутчики или сами поляне. Загорелось со всех концов. Полыхали княжий терем и курени, амбары и опустевшие конюшни, деревянные стены и угловые башни. Только каменные башни не горели, чернея среди огня, охватившего всю землю и все небо. Огонь отражался в Истре — казалось, сама река горит заодно. И славины остереглись, не стали переправляться через горящую реку.

Неведомо, когда вышла из горящего города головная тысяча, когда свернули свои шатры остальные. Неведомо, когда, где и как переправились через Истр тысячи полянских всадников и не одна сотня возов, минуя славинские полчища и уходя в глубь левого берега.

Зарево небывалого пожара заметили дозорные на башнях ближайшей ромейской цитадели. И когда посланный на подмогу конный отряд федератов прискакал на рассвете к реке, то увидел две закопченные каменные башни — высокую круглую и невысокую четырехугольную, а вокруг — дотлевающее пожарище. Разглядели и несметное множество славинских шатров на левом берегу за Истром. Посовещавшись недолго, федераты повернули своих коней подвязанными хвостами к реке и ускакали обратно.

Лишь всполошенные стаи стрижей, тревожно свиристя, все носились и носились вдоль освещенного утренней зарей обезлюдевшего берега.

5. Велик соблазн

Горислав молча слушал перебранку своих бояр, поглядывая раскаленными углями глаз то на одного, то на другого. Стиснув крепкие челюсти, принудил себя молчать, терпеть — до поры до времени, чтобы последним молвить свое княжье слово.

Бранились Млад со Стрелюком.

— Тебе своя рубаха ближе к телу! — укорял горячась Млад. — Что тебе до земли древлянской, был бы свой двор не пуст. А того не разумеешь, что двор твой на земле нашей стоит. Не будет земли — не будет и двора!

— Земля наша никуда не денется, — отмахивался широким вышитым рукавом Стрелюк. — Будто один ты о ней печешься! У нас вон князь есть, денно и нощно в заботе великой о земле древлянской. Для того и позвал нас к себе. А что ты на моем дворе узрел, то князю неинтересно. За своим бы двором получше поглядывал, Млад! И не моя вина, что в закромах твоих более мышей, нежели зерна. А еще боярин! Хуже смерда последнего…

Тут Стрелюк поглядел на Горислава, как бы ожидая от него поддержки своим словам. Но тот по-прежнему молчал и глядел строго. Выжидал. Возможно, желал еще услышать, что скажет третий боярин — Житовий, старейший из всех собравшихся в княжьем тереме. Но тот, хитрец, знай себе помалкивал, как и князь его, в перебранку не встревал и вроде бы даже не слушал, а следил с живейшим интересом, как бьется в поисках выхода шальной шершень, ненароком влетевший с воли.

— Не в том честь боярская, — возражал Млад на укор Стрелюка, — чтобы богаче смерда быть. А в том честь боярская, чтобы храбрейшим в сече и разумнейшим в совете быть. Только от такого боярина будет прок — и князю, и дружине, и всей земле нашей. Не о своей шкуре забота, не о своем дворе, оттого, быть может, и не сравняться моим закромам с твоими. Да я и не тщусь тягаться с тобой в таких делах.

— Еще бы! — Стрелюк хмыкнул насмешливо. — Где уж тебе со мной тягаться? Что в сече ты не робок, то все мы ведаем. Однако и я не заяц в деле ратном, то наш князь подтвердить может. А что касается разума, то что-то я не слыхивал пока слова твоего разумного. Чем считать добро мое, сосчитай-ка лучше, много ли кметов полянских на Горах осталось. Вот ведь для какого дела созвал нас князь!

— Это и есть твое слово разумное? — Млад крутанул чубатой головой. — Ну и ну! Да разве того ждет князь от нас? Каждому десятскому ведомо, что всю свою силу Кий на Истр увел, тут и считать нечего. Любому отроку ведомо, что не сравниться Щеку со старшим братом своим, что с оставшимися кметами никак не оборонить ему Горы. Да я сам этим летом сколько раз через Ирпень ходил с немногими сотнями, разорял землю полянскую, с немалой добычей на Уж возвращался…

— Где же та добыча твоя? — Стрелюк вздернул густые брови. — Знать, немного ее тебе досталось, что мое добро твои очи засорило? Или, может, всю добычу князю отдал?

— Князь свою положенную долю получил. И кметы, что ходили со мной, тоже не в обиде. Позову — еще пойдут. А много ли, мало ли себе оставил, то не твоя забота, боярин. То моя забота. Только не головная, а последняя.


Еще от автора Борис Исаакович Хотимский
Три горы над Славутичем

В увлекательной исторической повести Б. И. Хотимского рассказывается о начальном этапе жизни восточных славян, о том времени, когда на смену отжившему первобытнообщинному строю приходил новый строй — феодальный. Книга повествует об основании города Киева, являвшегося на протяжении многих столетий столицей влиятельного славянского государства — Киевской Руси.Для среднего и старшего школьного возраста.


Витязь на распутье

Книга рассказывает об известных участниках революции и гражданской войны: И. Варейкисе, М. Тухачевском, В. Примакове и других. Читатели узнают и о мятеже левых эсеров, поднятом М. Муравьевым, судьбе бывшего прапорщика М. Черкасского, ставшего одним из командиров Красной Армии.


Непримиримость

Борис Хотимский — прозаик, критик. Особое внимание в своем творчестве он уделяет историко-революционной теме. Его книги «Пожарка», «Рыцари справедливости», «Латырь-камень», «Ради грядущего», «Три горы над Славутичем» были с интересом встречены читателями. В повести «Непримиримость» рассказывается о большевике Иосифе Варейкисе, члене Коммунистической партии с 1913 г., активном участнике борьбы за власть Советов в Подмосковье, на Украине и в Поволжье. Летом 1918 г. под непосредственным руководством председателя Симбирского комитета РКП (б) И. М. Варейкиса была ликвидирована авантюристическая попытка левого эсера Муравьева сорвать Брестский мир; этот героический эпизод стал кульминацией сюжета.


Повествования разных времен

Новую книгу москвича Бориса Хотимского составляют произведения, повествующие о событиях и героях различных времен, но так или иначе затрагивающие острые проблемы современности.Действие повести «Река — Золотое Донышко» разворачивается в первое десятилетие после Великой Отечественной войны, судьбы многих героев подвергаются нелегким испытаниям… «Сказание о Тучковых» посвящено подвигу одного из героев войны 1812 года; «Ноктюрн Бородина» — противоречивым исканиям выдающегося русского композитора и ученого; «Слоны бросают бревна» — произведение, весьма необычное по форме, рассказывает о жизни современных журналистов.Творчество Бориса Хотимского давно привлекает читателей: писатель сочетает интерес к истории со сложными сегодняшними проблемами борьбы за справедливость, за человеческое достоинство.


Рекомендуем почитать
Любимая

Повесть о жизни, смерти, любви и мудрости великого Сократа.


Последняя из слуцких князей

В детстве она была Софьей Олелькович, княжной Слуцкой и Копыльской, в замужестве — княгиней Радзивилл, теперь же она прославлена как святая праведная София, княгиня Слуцкая — одна из пятнадцати белорусских святых. Посвящена эта увлекательная историческая повесть всего лишь одному эпизоду из ее жизни — эпизоду небывалого в истории «сватовства», которым не только решалась судьба юной княжны, но и судьбы православия на белорусских землях. В центре повествования — невыдуманная история из жизни княжны Софии Слуцкой, когда она, подобно троянской Елене, едва не стала причиной гражданской войны, невольно поссорив два старейших магнатских рода Радзивиллов и Ходкевичей.(Из предисловия переводчика).


Мейстер Мартин-бочар и его подмастерья

Роман «Серапионовы братья» знаменитого немецкого писателя-романтика Э.Т.А. Гофмана (1776–1822) — цикл повествований, объединенный обрамляющей историей молодых литераторов — Серапионовых братьев. Невероятные события, вампиры, некроманты, загадочные красавицы оживают на страницах книги, которая вот уже более 70-и лет полностью не издавалась в русском переводе.У мейстера Мартина из цеха нюрнбергских бочаров выросла красавица дочь. Мастер решил, что она не будет ни женой рыцаря, ни дворянина, ни даже ремесленника из другого цеха — только искусный бочар, владеющий самым благородным ремеслом, достоин ее руки.


Варьельский узник

Мрачный замок Лувар расположен на севере далекого острова Систель. Конвой привозит в крепость приговоренного к казни молодого дворянина. За зверское убийство отца он должен принять долгую мучительную смерть: носить Зеленый браслет. Страшное "украшение", пропитанное ядом и приводящее к потере рассудка. Но таинственный узник молча сносит все пытки и унижения - и у хозяина замка возникают сомнения в его виновности.  Может ли Добро оставаться Добром, когда оно карает Зло таким иезуитским способом? Сочетание историзма, мастерски выписанной сюжетной интриги и глубоких философских вопросов - таков роман Мирей Марк, написанный писательницей в возрасте 17 лет.


Шкуро:  Под знаком волка

О одном из самых известных деятелей Белого движения, легендарном «степном волке», генерал-лейтенанте А. Г. Шкуро (1886–1947) рассказывает новый роман современного писателя В. Рынкевича.


Наезды

«На правом берегу Великой, выше замка Опочки, толпа охотников расположилась на отдых. Вечереющий день раскидывал шатром тени дубравы, и поляна благоухала недавно скошенным сеном, хотя это было уже в начале августа, – смутное положение дел нарушало тогда порядок всех работ сельских. Стреноженные кони, помахивая гривами и хвостами от удовольствия, паслись благоприобретенным сенцем, – но они были под седлами, и, кажется, не столько для предосторожности от запалу, как из боязни нападения со стороны Литвы…».