Поляна, 2014 № 02 (8), май - [26]

Арсений Алексеев

«Жизнь даётся по списку — свыше…»

Жизнь даётся по списку — свыше,

В сотах судеб родится мёд.

Церковь — царь, купола на крыше.

Каждый купол отдельно врёт.

Заполошные бабы спели,

Закрестились,

Да в трижды мать!

Окунались не в те купели,

И не теми хотели стать.

И не теми крестились всуе

И венчались не с теми.

Что ж,

Я уверен — Господь рисует

Наши лики с печатью рож.

Далеки, далеки мы, Боже,

Как далек от меня Адам.

Отличишь ли меня по роже,

Той, которую создал сам?

По зиме облака так низки,

Так высок на асфальте лёд…

Я читаю напрасно списки,

В сотах судеб,

Где высох мёд.

«То ли раньше писалось в тему?..»

Я блуждал в игрушечной чаще

И открыл лазоревый грот…

Неужели я настоящий

И действительно смерть придёт?

О. Мандельштам

То ли раньше писалось в тему?

То ли возраст уже не тот?

Недоказанность теоремы

Бьёт под сердце, на вдохе, влёт.

К тридцати, говорил Есенин,

Покалечась и износясь,

В золочёных чертогах лени

Мы теряем друг с другом связь.

Не скорбим по ушедшим силам

И брюзжа принимаем свет

Нежной юности, что манила

Нас на склоне счастливых лет.

У иных подрастают дети.

Кто-то спился, кто сел в тюрьму.

Мы на этом зелёном свете

Жить пытаемся по уму.

И ошибками дни латая,

Прокурорский лелея сан,

Забываем, что сердце тает

От таких вот практичных ран.

От пристрастия к алкоголю,

От любви привокзальных шлюх…

А разгадка проста: на волю

Отпустить истомлённый дух.

И тогда, невпопад, не в тему,

Крепко в пальцах сжимая мел,

Свою первую теорему

Доказать, отойдя от дел.

«Случилась поздняя зима…»

Случилась поздняя зима,

Точнее, я её заметил.

Февраль метели ловит в сети

И сыплет бури в закрома.

От Блока то ли Или все ж,

От странных снов тоска треножит?

Но совпадение — как нож

Уже давно не бывший в ножнах.

Кинжалит солнце рыхлый снег.

Зима не рыцарь, а повеса.

Звучат метели словно месса,

Которой верит человек.

Александр Олейников

Короткие рассказы длиною в жизнь

В раннем детстве

Мама любила рассказывать случай, который произошел, когда мы еще жили до войны в Ленинграде и мне было года два. Зима, мама ведет меня по улице, сильно закутанного, за ручку. Останавливается какая-то согбенная бабуся, пристально рассматривает меня и спрашивает: «Это кто же, мальчик или девочка?» Мама, немного обиженная, с гордостью отвечает: «Мальчик!» И тут бабуся неожиданно начинает причитать: «И миленький, и несчастненький…» Мама страшно оскорбляется и говорит: «Это почему же несчастненький?» Бабушка отвечает: «Алименты замучают!»

Как в воду глядела, старая.

Посадка деревьев в МГУ

Когда мы учились на первом курсе физфака МГУ, нас однажды послали сажать парк за нынешним метро «Университет». Тогда, в 1956 году, этой станции еще не было. Задача была весьма простая: надо было выкопать ямку, посадить саженец, рядом вбить грубо обтесанный кол, привязать саженец к колу пеньковой веревочкой и полить водой. Мы справились с этим достаточно быстро и отправились по домам. Через год мне почему-то стало интересно посмотреть, как там наши посадки? Приехав, я обнаружил, что все саженцы засохли, а все колья дали ростки с листочками. На ум пришли разные народные мудрости, типа «Не знаешь, где найдешь, где потеряешь». С тех пор я всегда, задумав какое-нибудь начинание, мучаюсь: что-то из этого вырастет?

Впрочем, жизнь мало чему меня учит.

Мой Серебряный Бор

В Серебряном Бору мы поселились с женой и двухлетним сыном Алешей в 1965 или 1966 году. Мы снимали полдомика в кооперативе старых большевиков у семьи Николая Подвойского. Как известно, Подвойский был одним из очень немногих представителей «ленинской гвардии», умершим в своей постели в 1948 году. Кооператив старых большевиков был организован в 1924 году на месте сожженного крестьянами во время Революции имения. Мне всегда казалось симптоматичной эта дата — не успел Ленин помереть, и тут же соратнички создали кооператив. Правильно писал философ Эрнест Радлов еще в 1912 году о том, что построить общество на коммунистических началах нельзя. На месте барского дома построили большой двухэтажный дом типа «вороньей слободки», а в уцелевшем домике садовника поселились две семьи, одна из которых и была семьей Подвойского. Жизнь этого кооператива частично описана в романе Ю. Трифонова «Старик». Я застал в живых двух дочерей Подвойского, типичных белотелых поповен: ведь Подвойский родился в семье сельского священника-учителя и учился в духовном училище, затем в духовной семинарии. Одна из дочерей была замужем за Андреем Яковлевичем Свердловым, в те годы сотрудником Института Маркса-Энгельса, а до дела Берии — следователем по особо важным делам МГБ. После ареста Берии А. Свердлова тоже посадили, но через полгода выпустили. После отсидки в этой семье появился еще сын, естественно, Яша, который был лет на пятнадцать младше своей сестры. Наблюдать эту семейку было очень интересно.

Кооператив был обнесен зеленым забором, а внутри поделен какими-то заборчиками на участки странной формы и непонятных размеров. К нашему домику прилегал самый большой участок, соток, наверное, в десять. Изначально внутренних заборчиков не было, но оказалось, что И. Подвойский, кроме всех прочих дарований, еще был и нудистом. Когда он вылезал из малинника в чем мать родила, большевички разбегались с визгом, готовые к мировой революции, но не к такому зрелищу. И поставили вопрос на собрании кооператива. Тогда И. Подвойский взял да и огородил большой участок, прилегающий к его домику, и стал ходить голым по этому участку. Этот поступок окончательно возмутил кооператоров, и общее собрание потребовало от Подвойского снести забор. Но заставить его не смогли. Все-таки он был среди них самой крупной фигурой. Как гласят энциклопедии — «одним из организаторов Октябрьской революции, членом Военно-революционного комитета, его бюро и оперативной тройки по руководству Октябрьским вооруженным восстанием, а в дни восстания — зампредседателя военно-революционного комитета и одним из руководителей штурма Зимнего дворца». И тогда остальные бросились устанавливать свои заборчики на еще не поделенной земле. Кому досталась грядка, кому — полклумбы, отсюда и странные формы участков. Но некоторые пункты Устава кооператива семья Подвойского соблюдала свято. Согласно Уставу, сдавать помещение посторонним лицам, таким как я, было запрещено. Но было одно исключение. В домике садовника находился водомер, который измерял расход всей воды, использованной кооперативом. В силу этого исключения на зимний период семье Подвойского разрешалось пускать посторонних, но бесплатно, за одну только оплату коммунальных услуг. Такие расходы я мог себе позволить, даже будучи младшим научным сотрудником.