Поляна, 2013 № 04 (6), ноябрь - [16]

Парамонов пересек улицу, свернул направо и увидел колонну демонстрантов поменьше. Они шли с торжественными лицами и несли перед собой белое полотнище с надписью «Согласные». «А странно, несогласных вроде бы больше, однако это никак не влияет на жизнь в стране», — подумал Парамонов.

У магазина Парамонову пришлось пропустить еще одну колонну. Эти несли розовый транспарант «Наши». Неожиданно из сквера с дикими воплями повалила толпа с желтыми плакатами «Ихние». Завязалась потасовка. Парамонов наблюдал, как прилично одетые люди с перекошенными лицами лупят друг друга по головам плакатами, и думал о том, что в другие праздники лица у людей кажутся более привлекательными, а сами они так громко не матерятся.

Затем откуда-то набежала милиция и включилась в драку. И вскоре обе колонны, размахивая разодранными плакатами, разошлись в разные стороны. На асфальте осталась лежать лишь старушка в темных очках и с малиновым знаменем в руке. Парамонов бросился к женщине, помог ей встать.

— С вами все в порядке? — поинтересовался он.

— Нормально, милок, — бодро ответила старушка и кивнула на темные очки Парамонова. — Ты, я вижу, нашенский.

— Как вам сказать… — озираясь, рассеянно начал Парамонов, но пожилая женщина перебила его:

— Иди за мной, товарищ. — Она взяла его за руку и потащила вдоль улицы. Парамонова поразило, с какой силой эта старая женщина тянула его за собой. Они двигались так быстро, что у Парамонова в ушах свистел ветер, а позади громко хлопало малиновое знамя. Мимо на большой скорости проносились здания, столбы и деревья, и довольно скоро Парамонов перестал узнавать места.

Остановились они в каком-то диком, запущенном переулке, перед маленькой черной дверцей. Старушка постучала каким-то особым, условленным стуком. Им открыл человек с внешностью опустившегося Фридриха Энгельса. Он был в темных очках и с красным бантом на груди.

— Принимай, — сказала старушка и добавила: — А я дальше.

После этих слов она словно растворилась в воздухе.

Энгельс придирчиво оглядел Парамонова и поинтересовался:

— Наш?

— Честно говоря… — промямлил Парамонов, но его перебили:

— Правильно, товарищ, здесь нужно говорить только честно. — Он прицепил Парамонову на грудь малиновый бант и повел вниз по лестнице.

В просторном зале с позолоченной лепниной и малиновыми плюшевыми шторами уже шло торжественное собрание. На трибуне выступал человек в темных очках. Такие же очки были на всех, кто здесь находился. Лицо выступавшего показалось Парамонову знакомым, и он спросил:

— Кто это? — Энгельс назвал известную фамилию.

— А что он здесь делает? — удивился Парамонов. — Он же миллиардер.

— Вы, я вижу, товарищ, новичок, — ответил Энгельс. — Никаких миллиардеров в нашей стране не существует. В свое время революционная ситуация потребовала от нас распределить народное достояние между надежными людьми. Иначе не удержали бы.

— А это… личные самолеты… яхты размером с «Титаник»?

— Так надо для конспирации, — сурово ответил Энгельс.

— А эти инфляции, дефолты, кризисы? — не отставал Парамонов.

— Я же сказал, революционная ситуация, — раздраженно проговорил Энгельс. — Мы не могли позволить себе открыто изъять у развращенного населения излишки денег.

От этих слов у Парамонова вспотели очки. Он снял их и вдруг услышал придушенный вопль своего провожатого:

— Так ты не наш!

В зале наступила гробовая тишина. Сидящие, как по команде, обернулись. Энгельс схватил Парамонова за воротник пальто, но Парамонов сильно отпихнул его. От толчка темные очки слетели с Энгельса. То, что оказалось под ними, потрясло и напугало Парамонова. Лицо провожатого оказалось искусно сделанной маской телесного цвета, а вместо глаз зияли пустые глазницы.

Парамонов бросился к выходу. За спиной у него раздался оглушительный, многоголосый визг и грохот опрокидываемых кресел. Выскакивая на лестницу, Парамонов обернулся и от страха едва не потерял сознание. За ним бросились все, кто находился в зале. Они давили друг друга в проходах, быстро ползли по стенам и потолку, тянули к нему руки и кричали: «Держи его!», «Хватай его!».

Очнулся Парамонов только на Мичуринском проспекте. Он затравлено огляделся и пошел в сторону своего дома. Навстречу ему, стройными рядами двигалась колонна с черным транспарантом, на котором было начертано: «Ничьи».

Рассказец № 56

Через проходную Парамонов с Кругловым прошли на территорию фабрики, пересекли грязный двор, похожий на заброшенную строительную площадку, и остановились у двери. Справа на ветру болталась небольшая яркая афишка, на которой значилось: «Выставка современного искусства».

Далее в столбик шли фамилии участников. Круглов в который раз отхлебнул из фляжки и протянул ее Парамонову. Оба уже достаточно много выпили, стадия болтливости миновала, и речь их все чаще сводилась к обмену междометиями.

Они вошли в здание, свернули налево, спустились на несколько ступенек и оказались в длинном, узком коридоре с тусклыми лампами, забранными в решетчатые колпаки. По одной стороне коридора тянулись трубы, на осыпавшейся штукатурке другой стены виднелись разноцветные надписи.

— Коля — сука! — машинально прочитал Парамонов.