Полвека на флоте - [22]

— О, Ленин — это хорошо… Советы — за народ…

Коротко, но красноречиво.

Приняв необходимые запасы, мы через неделю покинули Неаполь, провожаемые итальянскими моряками и большой толпой неаполитанцев. Нам бурно что-то кричали, размахивали платками и кепками. Трудно было представить, что многие из этих жизнерадостных парней через пару десятков лет бесцельно погибнут под стенами Сталинграда в угоду фашистским главарям…

Подходим к Мессинскому проливу, отделяющему остров Сицилию от материка. Ширина его при входе всего около двух миль. Стиснут он высокими обрывистыми берегами, между которыми всегда очень сильное приливоотливное течение. Оно и встретило нас буйными водоворотами. Корабль вздрагивал и, как испуганный конь, кидал-

[62]

ся то в одну, то в другую сторону. Всегда спокойный, наш командир нервно шагал по мостику, то и дело спрашивая старшего штурмана, с какой скоростью мы идем, сомневаясь в его словах, связывался по телеграфу с механиком Лустом, требовал доклада об оборотах машин. Скорость течения здесь доходит до пяти узлов. При нашем ходе в восемь узлов мы, можно сказать, топтались на месте. Ветром и водоворотами нас сносило к скалистому берегу. Сакеллари и Максимов в один голос проклинали чертов пролив.

>СЛЕВА: Н. А. САКЕЛЛАРИ, СПРАВА: Н. Н. НЕСВИЦКИЙ

Наконец ход корабля стал заметно увеличиваться. Командир и старший штурман сразу повеселели. Больше всех радовался Н. А. Сакеллари. Он устал от беспрерывной беготни от главного компаса на верхнем мостике по трапу вниз в штурманскую рубку, чтобы нанести на карту «свеженькие», как он говорил, пеленги маяков и убедиться в безопасности нашего курса. Сейчас он сидел на раскладушке, отдувался и пояснял нам:

— Ну вот и окончен наш мифический маршрут, теперь пойдем настоящим морем.

— Почему мифический?

Николай Александрович осуждающе покачал головой.

— Плохо. Не читаете вы историю. А то бы знали, что, по греческой мифологии, как раз вот здесь, при входе в Мессинский залив, обитали два страшнейших чудовища: Сцилла на одном мысу, Харибда — на другом. Они грабили и топили все проходившие суда, а людей пожирали. Отсюда, между прочим, и пошло выражение: оказаться между Сциллой и Харибдой…

День был жаркий, а над морем веял нежный ароматный ветерок. Сакеллари расстегнул ворот кителя:

— Чувствуете, это уже зефир. Его послал нам греческий бог Эол. Он живет недалеко отсюда, вон на тех зеленых Липарских островах. Видите самый высокий из них? Это Стромболи.

И Николай Александрович показал на раскинувшиеся за кормой красивые зеленые Липарские острова, и среди них — высоченный остров Стромболи с дымящимся вулканом.

— Вот на цветущем склоне этой горы и сидит Эол и слушает музыку своей золотой арфы, струны которой поют от легчайшего ветра.

[63]

Сакеллари мог бы весь день рассказывать нам легенды древних греков. Но показался порт Мессина, и командир напомнил нам о более близких для нас временах. В 1908 году на острове Сицилия произошло сильное землетрясение. Город Мессину разрушило. Моряки с зашедших в порт русских кораблей кинулись спасать жителей. И снова мир славил самоотверженность и доблесть русского матроса.

Жара все усиливалась. Сказывалась близость пустыни. По расчетам, мы должны были бы уже увидеть африканский берег, но он не открывался, и лишь утром на пятый день в сплошной дымке показались маяк, мечеть, а вскоре и большое красивое здание акционерной компании Суэцкого канала. Через несколько часов стали различимы ограждающие вход в канал каменные дамбы Порт-Саида. Чем ближе подходили мы, тем больше видели торчавшие из воды мачты кораблей, погибших здесь в годы первой мировой войны. На подходе нас встретил египетский лоцман, объяснил, куда намерен поставить «Воровского», и спросил командира, где мы предполагаем произвести салют нации — в порту или на рейде.

— Мы уже салютовали английскому флагу в Плимуте, — ответил наш командир. — А здесь — английская колония. Я могу только ответить на салют моему советскому флагу.

На мостике воцарилась тишина. Военком Смирнов пытался было отговорить «деда» от такого шага, но тот был неумолим. Лоцман, ничего не сказав, покинул корабль. Через некоторое время прибыл полицейский офицер и объявил:

— Господин капитан! На берег разрешается съехать только вам и доктору.

Максимов ответил:

— Ни я, ни доктор съезжать не намерены. Прошу снабдить меня водой, углем и провизией.

Еще через час или два портовые власти объявили цену на воду. Она оказалась баснословной. Максимов отказался:

— Мы будем допивать итальянскую водичку.

Еще через час нам сообщили, что уголь имеется, но грузчики бастуют и грузить некому. Ехидно улыбаясь, портовый чиновник обещал прислать к нам бригадира грузчиков. К борту подошла небольшая парусная фелюга.

[64]

На палубу поднялись три пожилых феллаха в белых трусах, низко раскланялись и объяснили, что они бастуют потому, что им мало платят за работу.

Но узнав, что это советский корабль, феллахи преобразились:

— Ленин, Ленин, Советы — вери гуд! И поспешили на свою фелюгу. Вскоре на берегу появились толпы феллахов, перепачканных углем. Работали они дружно, быстро. Портовым чиновникам оставалось только удивляться. Вечером погрузка была закончена. Мы угостили грузчиков флотским ужином, а на память они унесли много значков с профилем Ильича и красных звездочек — моряки запаслись ими еще на родине. Краснофлотцы попотчевали своих новых друзей махоркой. Феллахи после первой затяжки задыхались, кашляли, смеялись до слез и даже приплясывали. К великой их радости, мы подарили им несколько пачек. Весть о новом государстве, где ценят и охраняют труд рабочего человека, проникла и сюда — в гущу обездоленных людей колоний. И чем дальше мы шли по этим странам, тем больше и нагляднее в этом убеждались.