Полвека на флоте - [17]

На борту у нас находился Военный совет Морских сил Балтики, а также помощник Главнокомандующего Вооруженными Силами Республики по морской части, или, как тогда говорили, Помглавкомор, Э. С. Панцержанский. Панцержанский в 1917 году героически сражался на эсминце в Рижском заливе, а в 1919 году, уже командуя Онежской военной флотилией, одним из первых военморов был награжден орденом Красного Знамени за высадку десанта и разгром белых под Петрозаводском.

Прибыв на линкор, Панцержанский прежде всего произвел тщательный смотр корабля. Высокий, худощавый, он был неутомим. Забирался во все уголки. Везде оказалось чисто, все было в порядке. Наконец поднялся к нам на мостик, в штурманскую рубку. Оглядев все опытным глазом знатока, Панцержанский спросил меня:

— Какие карты вы приготовили, штурман? Я доложил.

— Ну, а если мы бросимся преследовать «противника» за остров Гогланд?

Отвечаю, что и такие карты есть.

— Хорошо.

Я ничего не понимал. Загадка скоро разъяснилась. После хорошо проведенных маневров нам приказали готовиться к новому походу. 25 октября туманным утром корабли покинули Большой рейд Кронштадта.

Низко висели тучи, дождило и сильно дуло от зюйд-веста. Малым ходом приближаемся к Лондонскому маяку (его позже переименовали в Приемный, ибо все корабли, шедшие в Петроград, принимали здесь лоцманов). Смотрим, вся команда маяка выстроилась во фронт. Ветер донес разноголосое «ура!». Моряки линкора дружно ответили. Служители маяка махали нам шапками, ра-

[48]

достно улыбались. Этим гражданским людям вообще-то не положено по уставу никого приветствовать. Но вот не выдержали и бурно выражают свои чувства. Советский флот вышел в море! А на маяке служили бывшие матросы, сердцем прикипевшие к родному флоту.

Начальник Морских сил Балтийского моря Михаил Владимирович Викторов, шедший на нашем корабле, повернулся ко мне (в то время штурман отвечал и за связь):

— Штурман, поднять маяку сигнал: «Адмирал изъявляет удовольствие».

На нашем флоте тогда не было адмиралов и вообще не было воинских званий. Но мы продолжали пользоваться трехфлажной книгой старого флота. А там значился такой сигнал как выражение высочайшей похвалы.

— Товарищ наморси! Сигнал на маяке принят, — доложил я.

Викторов довольно кивнул.

Мы, молодые командиры, преклонялись перед этим человеком. Он исконный моряк. Еще в 1913 году окончил морской корпус. Плавал в разных должностях на кораблях Балтийского флота, участвовал в первой мировой войне. Он любил до самозабвения флотскую службу и большую часть времени жил на корабле, съезжал на берег редко, в случае крайней необходимости.

Михаил Владимирович без колебаний принял революцию. Уже красным военмором он командовал эсминцем «Всадник», линкором «Андрей Первозванный», а затем линкором «Гангут», водил матросов в бой против белогвардейцев и интервентов.

Выйдя из фарватера, мы дали ход 16 узлов (почти 30 километров). Была большая встречная волна, но наш гигант шел почти не качаясь, лишь на бак временами с шумом накатывалась масса воды и пенным потоком бежала по палубе. А на миноносцы жутко было смотреть: они глубоко зарывались носом, скрываясь в облаке брызг.

Наморси то и дело разглядывал их в бинокль и наконец приказал поднять сигнал: «Иметь 12 узлов ходу». Эсминцы пошли спокойнее.

Наморси и командир линкора не покидали мостика. Ночью дремали на диванах в штурманской рубке. Еду вестовые приносили на мостик.

[49]

Машины на всех кораблях работали исправно. Значит, хорошо потрудились рабочие Морзавода и команды кораблей.

За Гогландом ветер совсем рассвирепел. Даже нашу громаду стало покачивать. Кое-кому этого оказалось достаточно, чтобы изменился цвет лица. Люди еще не привыкли к морю.

То и дело расходимся с торговыми судами под разными флагами. Завидев линкор, некоторые из них шарахаются в сторону. Кое-кто салютовал нам флагом. Примерно на траверзе Гельсинки какой-то сильно нагруженный «купец» поднял сигнал по международному коду: «Покажите вашу национальность». Доложили наморси, он долго молчал, а затем прогудел на весь мостик:

— Не отвечать нахалу!

Действительно, такой запрос звучал издевательством. Наш флаг развевался на гафеле грот-мачты и был виден всем. Приказание наморси вызвало всеобщее одобрение.

Днем стало тише, мы спустились от полуострова Ханко на юг и шли вдоль берегов Эстонии. Из таллинской бухты выскочил небольшой катерок, долго нас сопровождал в отдалении. Вероятно, эстонский пограничник.

Командир линкора и наморси часто проверяли мои расчеты на карте и каждый раз твердили:

— Штурман, чаще определяйтесь, в территориальные воды ни в коем случае не залезать!

Я вновь и вновь кидался к компасу, чтобы взять пеленги на маяки и мысы. Свидетельствую как штурман: мы все время держались на порядочном расстоянии от берега. А западная пресса подняла тогда страшный шум, лживо заявляя, что большевики якобы нарушили границы, «попирая суверенитет беззащитных Прибалтийских государств».

В походе проводились различные корабельные учения, отрабатывались правила совместного плавания. Все прошло хорошо, все остались довольны. Экипажи кораблей показали хорошую выучку. Но значение похода было не только в этом. Главное, что мир увидел возрожденный Красный флот, могучие корабли под алым стягом Советского государства.