Полвека на флоте - [12]

— А что, совсем как из осетрины! — воскликнул кто-то.

На линкоре служили разные люди. Одни в день знакомства спрашивали меня:

— Простите, Юрий Александрович, вы, наверно, изволите быть из гардемаринов? Другие хлопали по плечу:

— Юрий! Кореш! Нашенский парень!..

С теми и другими у меня установились самые добрые отношения. И «ты» и «вы» прекрасно уживались в дружной морской семье. Хороший тон задавал И. С. Юмашев: он следил, чтобы флотское, хотя и добродушное подтрунивание над единственным комсомольцем за столом кают-компании не переходило терпимых границ.

Вначале я помалкивал, но, освоившись, как-то на вопрос — почему сегодня чай жирноватый, — не задумываясь, ответил:

— Очень просто, ночью на дежурстве, обходя корабль, я заметил, как в самовар свалилась крыса, она, наверно, сварилась… Ну не менять же воду, да и времени до побудки оставалось мало…

Мне ответили дружным взрывом хохота. После этого я уже перестал быть главным объектом для розыгрышей.

В то время форма для начсостава еще не была утверждена. Кто что имел, тот в том и ходил, по возможности подделываясь под флотский стиль. Перешивали фланелевки под кителя со стоячим воротником, донашивали старую офицерскую форму, разумеется без царских погон. В качестве верхней одежды носили длиннополые бушлаты. Форму нам стали выдавать летом 1922 года, незадолго до прибытия на флот красных командиров — краскомов, только что выпущенных из училища.

В кают-компании все очень интересовались политикой, с интересом слушали комиссара линкора — старого

[35]

боевого матроса Н. Кедрова и его помощника И. Кунина.

Однажды комиссар собрал коммунистов и комсомольцев.

— Надо, ребята, закончить у нас революцию. Мы переглянулись в недоумении, а комиссар разложил на столе дверные таблички.

— Сегодня же ночью снять с дверей всех «офицеров». А то скоро краскомы придут, засмеют.

Новые таблички размером и видом не отличались от старых.

"Операция» прошла отлично. Никто даже не заметил, когда были сменены таблички, или, как шутил комиссар, когда на линкоре закончилась революция. На дверях кают теперь значилось: «Старший помощник командира», «Старший штурман» и т. д.

Вскоре я принял командование 5-й ротой. Это было весьма специфическое подразделение. В шутку о нем говорили: «Рота корабельной интеллигенции». Сюда входили рулевые, сигнальщики, радисты, коки, хлебопеки, водолазы, печатники, электрики, минеры, санитары. Помощником моим был фельдфебель по-современному старшина — старый матрос-богатырь водолаз Федоров. Старшины, возглавлявшие отделения (каждое из людей одной специальности), были тоже пожилые сверхсрочники, прекрасные специалисты. Внимательно прислушивался я к их советам. Убедился, что это лучшая школа на флоте. И нынешним молодым лейтенантам могу рекомендовать: больше учитесь у бывалых старшин, перенимайте их опыт и умение.

Со многими линкоровскими старшинами мне приходилось после встречаться. Так, во время войны, будучи командующим Беломорской военной флотилией, я на острове Диксон увидел бывшего старшину рулевых с линкора «Марат» Голоульникова. Стал он к тому времени капитаном 2 ранга и командовал сторожевым кораблем. За 20 лет прибавилось в нем солидности, но по-прежнему был скромен, даже застенчив. Кто бы мог подумать, что через несколько месяцев этот тихий человек на своем стареньком корабле совершит исторический подвиг — вступит в бой с немецким рейдером…

…Не так-то просто освоиться на линкоре. Не обошлось и без курьезов. Ванны начсостава располагались

[36]

почти в середине корабля, в специальном отсеке. Я отлично вымылся, оделся и пошел по коммунальной палубе. Нет моей каюты! Свернул в боковой коридорчик — тупик. Блуждал вокруг башен, по плутонгам. Никакого просвета. И спрашивать стыдно: свою каюту потерял! Делаю вид, что иду по делу. К великой радости, повстречался с краснофлотцем — уборщиком моей каюты. Не помню, под каким предлогом, но мы деловито зашагали «домой» — матрос впереди, я за ним…

Так случалось, пока меня не стали назначать дежурным по кораблю. В первое же мое дежурство рано утром, когда еще не оборвался звук горна, возвестившего о побудке, меня вызвал командир корабля. Вместе с ним мы обошли кубрики. Вонлярлярский придирчиво проверял, быстро ли поднимаются матросы, правильно ли вяжут койки. Случалось, у молодого матроса не получалось, Вонлярлярский молча разворачивал плохо связанную койку, сам ее заново укладывал и зашнуровывал, с улыбкой поглядывал на краснофлотца и заставлял все действия повторить.

Вонлярлярский с закрытыми глазами мог найти любую выгородку на корабле и требовал того же от остальных командиров.

Еще о матросских койках. Это был своеобразный ритуал, повторявшийся каждое утро. Тысяча аккуратно свернутых коек выносилась на палубу и укладывалась в специальные коечные сетки. Это было и гигиенично, и в то же время целесообразно на случай боя: ряды свернутых коек защищали от осколков, а в случае необходимости превращались в спасательное средство пробковые матрацы хорошо держали на воде.

Будучи уже командующим Тихоокеанским флотом, как-то на крейсере я заметил неряшливо связанную койку. Вызвал ее хозяина и показал, как это делается. Матросы смотрели не без удивления, я же с благодарностью вспоминал Вонлярлярского: уроки его пригодились.