Полвека любви - [26]

И вдруг — мощное царство внезапно рухнуло, оставив лишь груды камней да пифосы — богато орнаментированные крупные сосуды, некогда полные масла или вина. Что же случилось? Есть несколько версий, говорил профессор Богаевский, близоруко сквозь очки глядя на нас, заинтересованно внимавших ему. Первая — это набеги кочевников, пришельцев с севера, варваров. Они вторгались в Грецию, разрушали Микены и Тиринф — города, родственные критянам, — и, переправившись на Крит, рушили и грабили Кносс. Дважды дворец после набегов отстраивался заново. Затем, в конце второго тысячелетия до н. э., появились полчища дорийцев — одного из древнегреческих племен. Они-то расположились на Пелопоннесе и на Крите надолго (с них, собственно, и началась история Древней Греции).

Насколько помню, Богаевский (как и Эванс) считал, что окончательное разрушение Кносского дворца было вызвано внезапным землетрясением огромной силы. Об этом говорили некоторые детали, обнаруженные при раскопках: брошенные орудия труда, свидетельства внезапно прерванных домашних работ.

Почему я вдруг вспомнил о древней крито-микенской цивилизации? Попробую разобраться. Нас учили, непререкаемо и настойчиво, что движущая сила истории — классовая борьба. Она все определяет и объясняет. И так, по-марксистски, мы и воспринимали историю как науку. Но иногда возникали сомнения. Разве борьба классов погубила догреческий Крит? Вторжение пришельцев, варваров — при чем тут классовая борьба? А геологические катаклизмы? Мы часто говорили с Лидой о событиях древней истории, о ранних рабовладельческих обществах. Что, греческий (ахейский) флот отплыл к берегам Трои, чтобы свергнуть деспотию царя Приама? Разве восстания рабов разрушали могучие царства древности, приводили к исчезновению целых этносов?

Куда подевались, к примеру, авары, упоминавшиеся в русских летописях как обры? Это мощное племя тюркского происхождения в VI веке н. э. вторглось из загадочных глубин Азии в Европу и в течение двух столетий опустошало славянские и византийские земли, образовало сильное государство — каганат — в долине Дуная и бесконечно воевало. Начальная летопись, например, описывает, как авары (обры) жестоко обращались с восточнославянским племенем дулебов: «Си же обри воеваху на словенех, и примучиша дулебы, сущая словены, и насилье творяху женам дулебьским: аще поехати будяше обърину, не дадяше въпрячи коня ни вола, но веляше въпрячи 3 ли, 4 ли, 5 ли жен в телегу и повести обърена, и тако мучаху дулебы». А в конце VIII века аварский каганат пал под ударами болгар с востока и Карла Великого с запада — и авары будто растворились в воздухе Европы, еще не знавшем пороха, но часто затмевавшемся градом стрел. В «Повести временных лет» записано: «Погибоша аки обре».

Об этом мне рассказывала Лида. У них историю СССР (с древнейших времен) интересно читал академик Греков, а практические занятия вел молодой преподаватель, учил разбираться в летописях, — его прозвали «Погибоша».

Войны, войны, войны — вот История. Истощались пастбища — в поисках новых земель кочевники двигались со своими стадами в чужие пределы, истребляя и порабощая их оседлых обитателей. Оседали сами на земле — плати им дань, иначе — смерть и разрушения. Кончалось все это, как правило, плохо. Исчезали царства, одни народы растворялись в других, забывались одни языки, возникали другие. Так и шла история. В высшей степени капризна и своенравна ее муза — госпожа Клио.

Классовый подход… Народ — творец истории… Мы заучили эти догматы в дни своей юности. Но в зрелые годы мы познакомились со взглядами на историю других, немарксистских, философов — тайком читали «самиздат» и «тамиздат». Вот что я выписал из запрещенного прежде Бердяева:

«Если бы история решалась голосованием, то она никогда не началась бы…

Плебеи страшны тем, что в силу своего социального конформизма всегда выражают не провиденциальный смысл эпохи, а случайные зигзаги моды…

История всегда творилась в глубинном измерении, для плебеев недоступном; она была последовательностью откровений, а откровения нисходили только к личностям, но не к толпе… И эти личности были мистически связаны со своим народом, поэтому историю творил в конечном счете народ».

Н-да. В дни нашей юности мы и слов-то таких не знали — «конформизм», «провиденциальность»… Однако догадывались, что исторические события тесно связаны с волей и решениями властителей — владык древних племен и царств, императоров, Петра Первого, Наполеона, Ленина, Сталина…

Весенне-летнюю сессию, как и зимой, я сдал досрочно, и опять все на «отлично». И заторопился домой, в Баку — к солнцу, к морю, к школьным друзьям. Это были последние мои каникулы перед призывом в армию. Предстояли два года службы неизвестно где. А может, и три — если не удастся отвертеться от полковой школы младших командиров. Почему-то мерещилась мне артиллерия — длинноствольные пушки среди северных скал, покрытых седым мохом. Так или иначе, хотелось накануне военной службы отогреться на южном солнце.

Вот только огорчало то, что Лида не едет со мной в Баку. К ней в Ленинград должны были приехать две ее тети, родные сестры ее матери, — Эсфирь Соломоновна и младшая, Анечка. И они с Лидой поедут в Сегежу — лагерь в Карелии — на свидание с Лидиной мамой. Разрешение на свидание ожидалось со дня на день.