Полуночный Сокол - [11]

— У меня есть причина ненавидеть Коннавара, — неожиданно серьезно ответил Бэйн, — но ведь именно он спас эту деревню, когда Валанус повел Пантер на север. Именно Коннавар и Железные Волки остановили атаку и отбросили врага в Цениго. Этого у него не отнимешь, а моя ненависть касается только меня.

На восемнадцатый день они подъехали к реке Вир и двести миль плыли по ней на плоскодонке. Плыть по реке, наблюдая за меняющимся пейзажем, было очень приятно. Сначала Бануину не понравилась команда — четверо мужчин казались ему настоящими головорезами, но Бэйн легко развеял его страхи. Он прекрасно сошелся с лодочниками. Каждую ночь лодки швартовались около поселений, и друзья пасли коней.

Однажды вечером, оказавшись на территории Норвии, Бэйн повздорил с рослым селянином, и вскоре ссора переросла в драку, стремительную, жестокую, но, когда оба уже были в крови и синяках, Бэйн неожиданно рассмеялся.

— Чего скалишься? — рявкнул норвин.

— Ты самый уродливый сукин сын на свете, — объяснил Бэйн, — но чем сильнее я бью твою рожу, тем симпатичнее ты мне кажешься.

Деревенские, собравшиеся посмотреть на драку, захохотали. В конце концов усмехнулся даже норвин.

— Ты наглый маленький задира!

— Очень может быть. Хочешь выпить? Я угощаю.

— Почему бы и нет? — согласился норвин.

Бануин не умел так легко сходиться с людьми и обычно оставался в стороне, наблюдая за другом. Он завидовал, часто с легкой горечью, способности Бэйна заводить друзей.

Взять хотя бы лодочников. Суровые и жестокие, вполне способные зарезать пассажира и выбросить тело за борт, они прониклись к Бэйну симпатией, как к родному. Поразительно! А ведь Бэйн не всегда вел себя дружелюбно. Иногда он мрачнел и подолгу отмалчивался. Когда Бэйн был не в духе, приятели сходили на берег и гуляли по лесам и лощинам. Во время таких прогулок Бэйн с грустью рассказывал о матери, о том, как от нее отвернулись жители Трех Ручьев.

— Не все, — возразил Бануин, когда они сидели ночью у костерка, — Ариан приходила к моей матери, и Большой Человек всегда был добр к вам обоим.

— Я его не помню, — посетовал Бэйн, — я был слишком мал, когда он погиб. Но мама часто про него рассказывала. Однажды, через три дня после того, как ее выгнал муж, она сидела в кузнице у дедушки и баюкала меня. Руатайн пришел навестить ее и спросил, дали ли мне имя духа. Мама ответила, что нет, и Большой Человек рассказал, что в ночь, когда я родился, он увидел летящего сокола. Он сказал, что такое случается очень редко и это — знак судьбы. Каждый раз, вспоминая об этом, мама плакала. Она рассказывала, что он обнял ее и спросил, нравится ли ей имя Полуночный Сокол. — Бэйн вздохнул. — С момента моего рождения он первый отнесся к ней с нежностью. Говорили, что жена Руатайна пришла в ярость и запретила ему навещать нас, но он не послушался и часто приходил. Жаль, что я его не помню. Все говорят, что он был великим человеком.

— Да, — подтвердил Бануин, — мама предупреждала, чтобы он не участвовал в той последней битве, говорила, что он погибнет, если поедет туда, но он все равно поехал, чтобы защитить Коннавара. Мама очень горевала о нем.

— Она любила его?

— Я никогда не спрашивал, может быть, и любила. О таком ведь не говорят с родителями!

Бэйн рассмеялся, к нему вернулось хорошее настроение.

— У моих бабушки с дедушкой кровать скрипела каждую ночь.

— Фу, как пошло, — поморщился Бануин, — спасибо, что рассказал мне об этом перед сном.

На следующий день они попрощались с лодочниками и продолжили путь по суше. Бануин видел, что прощание расстроило лодочников, они пожелали Бэйну удачи и взяли с него слово, что на обратном пути он наймет именно их и расскажет обо всех приключениях.

С Бануином никто даже не попрощался.

Дойдя до огромного леса Филаир они пошли медленнее — селения попадались реже, и путникам приходилось сворачивать с дороги на многие мили на восток, чтобы пополнить запас провизии. Прежде чем пуститься в путь, на каждой остановке они уточняли, где находится следующее селение, Бануин купил вьючного пони, чтобы можно было везти больше поклажи, а Бэйн обменял свой бронзовый меч на стальной кинжал, короткий охотничий лук и колчан с двадцатью стрелами.

В день, когда лес Филаир остался позади, дождь лил как из ведра. Перед ними простиралось Когденово поле — ровное и пустое, если не считать огромных могильников, в которых покоились павшие в великой битве. Увидев могильники, Бануин вздрогнул. В день великой битвы на поле пало двадцать восемь тысяч человек. Бануин надеялся, что они проедут поле засветло. Но расковался конь Бэйна, и чтобы его подковать, им пришлось заехать в деревню, сделав лишний крюк.

Быстро темнело, и им не оставалось ничего другого, как заночевать в этом безлюдном месте. Казалось, Бэйн ничуть не волновался. С наступлением ночи дождь стих, и Бэйн как-то ухитрился развести огонь, который с треском и шипением лизал сырой хворост. Расстелив на мокрой земле накидку, Бэйн скоро уснул, и Бануин остался сидеть один, подбрасывая в огонь сухие прутики.

Ему стало страшно, он осмотрелся, но не увидел ничего, кроме четырех могильников в свете яркой луны. Страх нарастал, всепоглощающий и безотчетный; во рту пересохло, сердце бешено забилось.