Полуночный дождь - [15]

— Мы не будем играть «Восточную фантазию». Мой отец выйдет из себя.

— Хорошо, давай просто сыграем песенку для малышей.

— Это не песенка для малышей. Ты видела реакцию наших родителей. Они расчувствовались до слез, — напомнил я ей.

— Я сказала, хорошо. Я тебя не держу. Можешь уходить.

— Разве мы не будем заниматься?

— Я буду. Ты свободен. Мне не нужно репетировать это произведение. Я играла его с семи лет. Единственная причина, по которой мои родители так эмоционально отреагировали, заключалась в атмосфере. Они никогда не видели меня на сцене, они никогда не слышали, как звучит фортепиано в помещении с такими размерами, и они никогда не испытывали тех эмоций, которые поразили их из-за этого. Любой родитель испытывал бы такое, даже твои, а твой отец Конли Коуст.

Я был уверен, что должен был бы обидеться на это замечание, но я был в замешательстве.

— Что это должно значить?

— Что я говорила; для меня это значит больше, чем для тебя. Ты можешь идти. Продолжай заниматься, встретимся во время концерта.

— Ты всегда так делаешь?

— Что?

— Делаешь по-своему? Ты — большой ребенок. Что, черт возьми, ты хочешь, чтобы я сделал? Я даже не знаю с чего начать.

— Ладно, садись. Мы сделаем это. — И вот так просто Дженни усилила хватку на моей шее. Восточная фантазия? Милий Балакирев? Серьезно? Дженни Линн Холден была сумасшедшей.

Следующие тридцать дней были адом. Я не виделся со своими друзьями, я завалил тест по математике, потому что был слишком занят разучиванием композиции, которую нереально выучить. Дженни была счастлива, что меня наказали на неделю; больше времени для занятий. Мне приходилось заниматься на своем синтезаторе с выключенным звуком, чтобы отец не услышал. Каждый из нас записал свою игру на аудиокассету, чтобы мы могли играть дуэтом дома. Каждую субботу и воскресенье мы проводили в театре. Первые две недели я был уверен, что мы умрем. Нам ни за что не провернуть это. Гордость и радость моего отца обернутся катастрофой. Наши имена попадут на первые полосы за то, что мы испортили весенний концерт Конли. Меня посадят на домашний арест до восемнадцати лет.

В пятницу, перед концертом, Холдены устроили вечеринку в честь Дженни и за ее успех. Тогда я впервые увидел ее в чем-то помимо джинсов и футболки. Спускаясь по лестнице, она украла мое дыхание. Тогда впервые я подумал о ее груди. Либо под черным платьем было что-то подложено, либо там было что-то еще. Мне понравилось, что из всех глаз в комнате, ее глаза остановились на моих.

— Надо же, ты приоделся.

— Спасибо, ты тоже.

— Смотри, что мой отец купил мне. Тебе тоже такой надо, чтобы мы могли переписываться.

— Тебе купили мобильный телефон?

— Ага. Моя мама так разозлилась на отца. Она всегда говорила, что у меня не будет мобильного, пока я не начну водить машину, и он мне понадобится.

— Да, мой отец тоже так говорит. Дай посмотреть.

Мы с Дженни сели за причудливо накрытый стол, пока остальные гости общались, потягивая вино и угощаясь закусками. Ее телефон был потрясным. В нем даже была камера, и мы обнаружили, что можно делать селфи с обратной стороны. Тогда я впервые испытал собственнические чувства. Какой-то блондинчик с торчащими волосами сел прямо рядом с ней.

— Привет, дай мне свой номер. Будем переписываться.

— Хорошо! Здорово, — воскликнула она. Я не хотел, чтобы этот парень посылал Дженни сообщения. Я сам хотел писать сообщения Дженни.

— Записал. Мне пора. Марк и Диллон собираются украсть бутылку вина. Мы собираемся зависнуть у бассейна, если хочешь, приходи.

— Ладно, может, придем.

— Кто это был?

— Дрейк, его отец работает на моего отца.

— Почему ты хочешь переписываться с ним?

— А что? Тебя это волнует? — Дженни наклонила голову и улыбнулась.

— Нет, почему меня это должно волновать?

— Пойдем. Моя мама машет мне, если мне суждено терпеть мучения, то и тебе тоже.

— Сначала я переговорю с отцом. Встретимся наверху через минуту.

— Хорошо. Блейк? — позвала Дженни, когда я повернулся, чтобы найти своих родителей.

— Да?

— Это не плохо, если ты ревнуешь.

Мои губы скривились сами по себе. Я тяжело вздохнул и, покраснев, кивнул. Мои родители стояли в сторонке, и я понял еще до того, как подошел к ним, что они ругались. Мои родители редко ругались, но время от времени ссорились. Когда я подошел ближе, то понял, что причиной ссоры стало количество выпитого моим отцом алкоголя.

— А вот и мой Шопен, — похвастался отец, поднимая вверх наполовину пустой бокал.

— Пап, можно мне купить мобильный телефон?

— Нет, до шестнадцати лет нельзя, — сказала мама, забрав бокал из рук отца, и ушла.

— Ты слышал свою мать, — сказал мой отец, оглядываясь вокруг в поиске другого подноса с выпивкой.

— Да ладно. Мне он нужен. Пожалуйста? Дженни купили, потому что ее родители гордятся ею. Ты тоже должен гордиться мной.

— Ты понятия не имеешь, как я тобой горжусь.

— Тогда разреши мне иметь мобильный телефон. Я достаточно взрослый.

— Нет. Твоя мать и так уже злится на меня. Я не буду перечить ей до конца вечера.

— Что если я научусь играть «Восточную фантазию»? Ты купишь мне телефон?

— Да, к тому времени, когда ты научишься играть произведения Милия Балакирева, тебе исполнится шестнадцать, — мой отец похлопал меня по спине и ушел. Я улыбнулся победной улыбкой. Одно я знал наверняка о своем отце, он всегда держал данное слово. К понедельнику у меня будет такой же телефон, как у Дженни.