Полуночная звезда - [5]

— Серьёзно? — Я склоняю голову на бок с любопытством. — А ведь должна.

Она вызывающе улыбается.

— Ты не можешь даже пролить нашу кровь самостоятельно. — Она кивает в сторону Серджо, который уже начал вытягивать свой меч. — У тебя есть прислужники, делающие все это вместо тебя. Трусливая королева, прячущаяся за своей армией. Но вы не можете сокрушить наш дух. Ты и твои Розы не могут выиграть.

Когда-то, возможно, я могла бы испугаться таким словам. Но я просто вздыхаю. Видишь, Mагиано? Вот что происходит, когда я показываю доброту. Поэтому я спускаюсь с своего коня, пока женщина продолжала свою речь. Серджо и Магиано молча смотрят на меня.

Женщина продолжает говорить, даже когда я останавливаюсь перед ней.

— Наступит день, когда мы свергнем тебя, — говорит она. — Попомни мои слова. Мы будем преследовать тебя в кошмарах.

Я сжимаю кулаки и протягиваю иллюзию боли по всему её телу.

— Я и есть ваш кошмар.

Глаза женщины расширяются. Она издает задыхающийся крик, подает на землю, цепляясь пальцами за грязь. Вся толпа позади одновременно вздрагивает, а глаза и головы отворачиваются от этого зрелища. Ужас, вытекающий из неё, питает меня, и голоса в голове взрываются восторженными криками в моих ушах. Отлично. Продолжай. Пусть боль заставит её сердце биться так быстро, что она лопнет. Я слушаюсь.

Мои кулаки сжимаются крепче, я вспоминаю ту ночь, когда я забрала первую жизнь, когда я стояла над телом Данте. Женщина бьётся в конвульсиях, она в ужасе озирается, видя монстров, которых не существует. Алые капли слетают с её губ. Я отшагиваю назад, чтобы не запятнать подол моего платья её кровью.

Наконец женщина замирает и падает, потеряв сознание.

Я спокойно отворачиваюсь спиной к оставшимся пленникам, которые стали настолько неподвижны, словно статуи. Я могу разрезать их ужас ножом.

— Кто-то ещё? — мой голос откликается эхом по площади. — Нет? — Тишина затягивается.

Я наклоняюсь. Мешок монет, который Магиано кинул в женские ноги, теперь лежит нетронутым рядом с её телом. Я деликатно подбираю его двумя пальцами. Затем подхожу к своей лошади и поднимаюсь в седло.

— Как видите, я держу своё слово, — призываю я к остальной толпе. — Не пользуйтесь моей щедростью, и я не воспользуюсь вашей слабостью.

Я швыряю мешочек монет ближайшему инквизитору.

— Сковать в цепи и разыскать её семью.

Мои солдаты тащат женщину, и передо мной предстает новая группа. На этот раз каждый принимает своё золото спокойно и каждый склоняет свою голову. Я киваю в ответ. Процедура продолжается без инцидентов. Если я что-то и поняла из моего прошлого и моего настоящего, так это то, что страх — это сила. Можно благородно давать подданым все, что имеется, но они всё-равно будут жаждать большего. Но те, что боятся, не могут сопротивляться. Я хорошо это понимаю.

Солнце поднимается все выше, и ещё две группы приносят клятвы верности.

Внезапно на свету сверкает что-то острое. Мой взгляд взметается вверх.

Лезвие, похожее на тонкую иглу, выпущенную откуда-то с крыш.

Инстинктивно я призываю свою силу и тку иллюзию невидимости вокруг себя. Но я не достаточно быстро реагируют. Кинжал летит прямо в мою руку, прорезаясь через кожу. Я отшатываюсь назад, и моя невидимость исчезает.

Пленники кричат, затем раздается звук сотен мечей, когда инквизиторы вытягивают свои лезвия из ножен. Mагиано приближается раньше, чем я могу почувствовать его присутствие. Он тянется ко мне, когда я пошатываюсь на месте, но я отмахиваюсь.

— Нет, — умудрясь сказать я. Я не могу позволить, чтобы дюморианцы видели меня, истекающую кровью. Это то, из-за чего они могут восстать.

Я жду ещё стрел и кинжалов выпущенных с крыш, но их нет. Вместо этого на другом конце площади появляются Серджо и его люди. Они тащат четырёх… пятерых человек. Сакорристы. Они одеты в одежду песочного цвета, чтобы сливаться со стенами.

Мой гнев снова возрастает, и боль и кровь на руке только подпитывает мою энергию. Я не жду пока Серджо доставит их. Я сразу же накидываюсь. Я тянусь к небу, тку, используя страх толпы и силы внутри себя.

Небо приобретает странный темно-синий, затем красный оттенок. Люди кричат. Тогда я тянусь к мятежникам и окутываю их иллюзиями. Они горбятся в руках наемников, затем изгибают спины, когда чувствуют, что в их лёгких пропадает воздух. Я стискиваю зубы и укрепляю иллюзию.

Воздух теперь не воздух, а вода. Вы тонете в центре этой площади, и вы не можете выплыть из неё.

Серджо освобождает их. Они падают на колени, пытаясь дышать, и скребятся о землю. Я увеличиваю иллюзии, протягивая их для пленников на площади, а затем набрасываюсь на всех них.

Чистая и острая боль одоляет всех пленников, неспособных подняться с земли. Они кричат, царапают свою кожу, словно чувствуя, как её раздирают раскаленной кочергой, вырывают свои волосы, словно муравьи ползут по прядям, кусая их за кожу на голове. Я наблюдаю, как они страдают, позволяя своей боли стать их болью, пока, наконец, не сгоняю волну иллюзий прочь.

Толпа рарывается в всхлипах. Я не смею использовать иллюзию для раны в руке, вместо этого, я сосредотачиваю свой тяжёлый взгляд на людях.