Полуночная свадьба - [2]

Дверь слегка приоткрылась, и г-жа Бриньян просунула руку, обнаженную до плеч и державшую письмо.

— Как, ле Ардуа, вы все еще здесь? Вы мешаете Франсуазе одеваться. Если вы не оставите ее, мы можем опоздать. Предупреждаю вас, что я не вхожу, потому что я в нижней юбке. Так что поторопитесь, — она посмотрела на Франсуазу. — Вот тебе срочное письмо, которое я нашла внизу. Возьмите его, ле Ардуа, но не смотрите на меня. Знаешь, идет страшный дождь. К счастью, я удержала извозчика. Прощайте, Филипп, я убегаю. — И г-жа Бриньян скрылась за дверью, шелестя бельем и шелком.

— Прощайте, Франсуаза, благодарю вас, — откланялся ле Ардуа, целуя руку де Клере. — До скорого свидания. Желаю вам хорошо провести время у Бокенкуров.

Франсуаза постояла с минуту, прислонясь к мрамору камина, рассеянно перебирая рукой серебряный цветок на пряжке пояса. Она не могла понять, правильно ли сделала, представ перед Филиппом в несколько фривольном виде. Она лишь уступила его желанию сделать ему приятное — еще раз увидеть ее волосы. Что могло быть проще и естественнее, как доставить ему подобное удовольствие? Разве г-н ле Ардуа не ее друг? Дружба — единственное чувство, которое он ей когда-либо выказывал, а он не такой человек, чтобы утаивать какое бы то ни было из своих чувств. Легкость, с какой все ему давалось в жизни, делала его честным с собой и другими. Г-н ле Ардуа называл себя ее другом. Она так и смотрела на него, не задумываясь о том, что он мог бы стать для нее кем-нибудь другим, например мужем. Она никогда не думала, что брак с бароном Филиппом ле Ардуа мог бы соблазнить многих девушек. Ей и в голову не приходила такая мысль. Впрочем, как и ему. И все же при виде ее красивых, свободно струящихся по плечам волос его глаза на мгновение заблестели.

Франсуаза де Клере покраснела. Она вдруг подумала, почему ее тетка, г-жа Бриньян, зная, что она находится наедине с г-ном ле Ардуа, не вошла в комнату? Что означает такая сдержанность? Ее руки задрожали. Она взяла с камина голубой конвертик, положенный туда г-ном ле Ардуа, с печатными буквами, написанными на нем. Анонимная записка, грубая и лаконичная, содержала приглашение на свидание. В ней без стеснения назначались день, час и место…

— Ты готова? — вскричала г-жа Бриньян, входя в комнату и видя племянницу, затягивающую корсаж. — Я уже оделась.

Красивая, слегка полноватая женщина, г-жа Бриньян свой и без того большой рост увеличивала высокой прической. Щеки ее горели сочным ярким цветом, она любила жгучие тона и яркую косметику. На первый взгляд ее принимали за надменную и гордую особу, но как только узнавали ее, то сразу убеждались, что она добра, нерешительна и проста в обращении. Ее глаза голубого и влажного оттенка выдавали ее характер, плохо согласуясь с искусственным цветом лица и огненными волосами, которые дали повод ле Ардуа сказать о ней: «Когда она садится в карету, то кажется, что экипаж загорается». В словах ле Ардуа заключалась доля истины. Несмотря на ее возраст, ее сердце еще пылало молодостью.

— Ну, Франсуаза, идем скорее. — Г-жа Бриньян остановилась на площадке третьего этажа и обернулась к племяннице.

— Знаешь, Франсуаза, чем больше я думаю, тем больше прихожу к мысли, что тебе следовало бы выйти замуж за г-на ле Ардуа. Именно такой муж подошел бы нам с тобой. — Де Клере ничего не ответила.

Ворота распахнулись на тротуар, весь залитый дождем. Кучер экипажа г-жи Бриньян, одетый в непромокаемый плащ, в нетерпении отмеривал вдоль дома последнюю свою сотню шагов.

— Скажите, хозяюшка, когда вы меня отпустите? Я бы не прочь смениться и закусить маленько. Вот уже пять часов, как я вас катаю.

Г-жа Бриньян до того ездила узнать свою судьбу к гадалкам — Жюльетте Коринфской и Анне Мемфисской. Одна обитала на Бют-Шомон, другая — на Монруже. Обе гадальщицы на картах обещали ей самые приятные вещи, и г-жа Бриньян колебалась в выборе между красивым брюнетом г-жи Коринфской и хорошеньким блондином г-жи Мемфисской. Ее сердце в эту минуту было не занято. Не получив ответа, кучер закрыл дверцу, ворча.

— Ну, теперь на Анри-Мартен. Вы получите хорошо на чай, — проговорила г-жа Бриньян.

Карета колыхнулась. Большая и старая, она отдавала плесенью, запахом старого мха и привкусом табака, к которым примешивался свежий аромат обеих женщин. По мокрым стеклам ее ползли бесконечные водяные улитки. В карете заключалось что-то жалкое и нечистоплотное. Она, должно быть, часто следовала за погребальными дрогами, возила людей со спущенными занавесками, дежурила у порога кабачков и меблированных домов, останавливалась у тротуара тихих улиц, на которые выходят холостые квартирки нижних этажей. И девица де Клере вновь вспомнила о голубом прямоугольнике оскорбительного и анонимного письма. Сердце ее забилось от тоски, стыда и гнева. С горящими щеками и тяжелым сердцем она закрыла на минуту глаза, чтобы не видеть г-жи Бриньян, которая с беззаботным видом, вечно влюбленная, тихо улыбалась ей, сияя намазанными щеками и крашеными волосами.

Глава вторая

Покойный г-н де Клере, отец Франсуазы, до тридцати лет оставался элегантным, ничем не занятым и счастливым молодым человеком. Он умел жить в свое удовольствие и не думал ни о чем, кроме вещей, для него приятных.