Полумрак - [8]

Проповедник просто дернул одним плечом, укрытым пледом.

— Ты вернёшься, милая. И мы всё обсудим, — я встретила его взгляд.

— Вернусь.

Стремительно пройдя через занавеску, я быстро покинула «Чёрный глаз».

Едва ли было что-то более тяготившее меня, чем знание того, что Проповедник был в курсе того, что ты что-то скрываешь от него, и он ждёт, со своим бесконечным терпением, что ты придёшь и проболтаешься.

Поверьте мне, когда я говорю, что он ликует от осознания того, что заставит вас корчиться, даже если по нему этого не видно.

Моё умалчивание заставляло меня чувствовать чертовскую вину, но мне нужно было увидеть, что конкретно мальчишки натворили в этом адском склепе. Это было серьёзным проступком, особенно в глазах Проповедника. На обратном пути я зашла в Татуманию и взглянула на часы Кит-кат (Е-бэй, Классически-черные,75 юбилейное издание, 49$. 99 % с бесплатными батарейками и доставкой!) на стене: 8.45

У меня было достаточно времени, чтобы съездить в Бонавентуру, проверить, что там повреждено, и вовремя вернуться к открытию магазина. Моя первая встреча была в одиннадцать тридцать, так что, никакой спешки. Захватив ключи, я на минуту прислушалась, и ничего не услышав, решила, что Сет все еще спит наверху.

— Чейз, ко мне мальчик, — позвала я, и Чейз сбежал вниз по ступенькам, с нетерпением ожидая прогулку. Мы поспешили выйти, и через минуту были на Бей Стрит, направляясь к Аберкорн.

Чейз запрыгнул на пассажирское сидение, и ветер задувал его уши назад, а он радовался как щенок. Он был умным и абсолютно послушным. Восхитительный пёс.

Так как это была первая суббота месяца, исторический район был уже заполнен туристами и местными гуляющими покупателями.

В первую субботу месяца играет музыка, делаются покупки (продавцы выставили товар снаружи)... лотки с едой вдоль берега реки (я сделала пометку в голове, купить позже торт), в довершение ко всему, школьные занятия скоро начнутся, а пока всех ждут последние деньки каникул

К полудню не было ни одного пустого места, что меня очень даже устраивало. Всегда были туристы, делающие прорехи в своих джинсах-левайсах, чтобы сделать татуировку, и если я была свободна, то делала им единственный в своем роде кусочек боди-арта.

Обогнув площадь Лафайет, я увидела Капоте, садящегося на скамейку в парке и достающего из футляра свой саксофон. Я дважды постучала по телефону, Чейз залился лаем, и Капоте поднял глаза, махнул рукой, и на его лице появилась широкая, белозубая улыбка.

Он был Галла, один из двоюродных братьев Проповедника, он жил в крошечной квартирке на Гастон Стрит. Каким любимым этот старик был, а еще он умел играть на саксофоне, как сумасшедший.

Однажды я спросила его, почему он не стал профессионалом, и он просто ответил: «Мне не нужны все эти модные вещи, детка».

Капоте был постоянным и обычным явлением для Саванны.

Чем ближе я приближалась к Бонавентуре, тем сильнее чувствовался соленый запашок болота, он проник в мой джип и витал вокруг меня. Я вдохнула полной грудью.

Некоторые ненавидели этот солоноватый речной запах, но мне он нравился.

Он напомнил мне мое детство, беззаботное время, после того, как мой отец ушел, и до того, как я превратилась в дикого надоедающего ребенка. Боже, как я хотела бы вернуть все это дерьмо назад. Я превратила жизнь своей матери в ад, а она этого не заслужила.

Боль от последнего мгновения с ней, когда она, мертвая и безжизненная, покоилась на моих руках, до сих пор преследовала меня в кошмарах.

Я скучала по маме так сильно, что при мысли об этом начинало болеть в груди, да, я думала об этом каждый проклятый день, даже если и не хотела. Это просто случилось, вторглось в мое серое существование и заставило помнить вещи, о которых я не хотела вспомнить. Мое чувство вины, мне кажется, с тех пор, как я была виновата в смерти моей мамы.

Возможно, поэтому я тогда выплеснула из себя все до последней капли сумасшествие. Я могу выглядеть так и сейчас, но я становлюсь прирученной, когда они приходят.

Любой напиток «У Молли Макферсон» всё, что мне сейчас надо.

Я оставила дикую жизнь далеко позади, и только шрамы и остатки моего прошлого всё еще заметны и ощутимы. И всё это в моем уже преклонном возрасте двадцати пяти лет.

Я переместила джип на полосу левостороннего движения и остановилась, ожидая, на светофоре Виктори Драйв. Солнце сияло сквозь навес дубов и испанского мха с такой свирепостью, что мне пришлось прищурить глаза - а было-то всего 9 утра.

Я не была не жаворонком, не совой, и одинаково хорошо чувствовала себя в любое время дня. Но из-за моей очень белой кожи я не особо любила солнце. Я неистово сгораю.

Тонкий слой частично пота, частично влаги покрыл открытые участки кожи, и это охладило меня немного.

Я наблюдала за покупателями и светофором, вслушивалась в звуки пробуждающейся Саванны, смешанные со звуками ветра, витающими в моих мыслях, пока дружелюбный голос из сзади стоящей машины не прервал меня.

— Эй, крошка, хорошая собака и неплохие татушки.

Я незаинтересованно смотрела прямо перед собой. Низкое рычание раздалось из горла Чейза, и хотя двойной игнор, возможно отвадил парня, он этого не показал. Я чувствовала его взгляд на себе, хотя и не удостоила его ни одним.