Полтора килограмма - [9]

– Но наверняка были в вашем детстве и какие-то светлые моменты? – журналистка попробовала

подойти к начатой теме под другим ракурсом.

Я встрепенулся, радуясь возможности воскресить в памяти минуты детских восторгов:

– Конечно! Я обожал сидеть за рулем автомобилей, ремонтом которых занимался отец.

Отполированная поверхность руля, запах салона – что еще нужно мальчишке для счастья? А как замирало

сердце и еще где-то в районе желудка, когда отец подкидывал меня сильными руками высоко вверх, я делал

вдох и выдыхал, только когда возвращался в широкие ладони отца. Когда он был дома, на меня проливалась

лавина отцовской любви! Он меня щекотал, целовал пятки, мы с ним бросались невидимыми снежками.

Помню, как отец смастерил для меня ружье, стреляющее привязанной пробкой, которую я тут же отвязал.

Первым же выстрелом я чуть не убил кота, который предпочел прикинуться мертвым, вероятно пытаясь

таким образом избежать контрольного выстрела. Отец остался для меня приятным коротким сном, который

я видел когда-то. Без него первое время, словно сквозняк дул с одной стороны: исчезло ощущение

защищенности.

Еще из детства запомнился один случай, который маленьким, но тяжелым камушком давил мне на

сердце. Отец смастерил домашний инкубатор. Простой шкаф, с большими стеклами, одной полкой и парой

ламп. Нужно было несколько раз в день поворачивать яйца, всего и делов-то. Самым интересным был

момент, когда яйцо вдруг давало трещинки, которые паутинкой расползались в разные стороны, и через

минуту появлялся маленький настойчивый клювик. Это чудо рождения новой жизни собирало вокруг всю

семью. Цыплят мы потом успешно продавали на рынке. Однажды, мне тогда было лет пять, я находился в

комнате один, когда цыпленок решил появиться на свет. Он пробил клювом небольшую дырочку и

остановился, я подождал несколько минут и, поняв, что у него не хватает сил, решил помочь. Расковырял

всю скорлупу и только тут увидел, что на его животике заметен бугорок из яичного желтка. Вероятно, птенцу

просто не хватало воздуха, но для рождения он был еще не готов. Он прожил всего несколько минут. Я был

безутешен. Рыдал так, что родные не знали, что и делать. Считал себя тогда убийцей. Надо же, прошло

семьдесят лет, но, как сейчас, вижу его неподвижное тельце с мокрым пухом. Мама тогда стала моим

психологом и убедила, что птенец был болен и умер бы в любом случае, а значит, моей вины в этом нет.

Тогда я ей поверил.

Мама вообще была очень правильный и светлый человек. Я рос в любви и ласке. Перед сном она

брала мои маленькие ручки в свои теплые мягкие ладони и покрывала их поцелуями, подбираясь всё выше

и выше к щекам. Я смеялся и фыркал от удовольствия. Еще мама очень хорошо рисовала. Мое детство было

наполнено яркими рисунками в виде комиксов, которые она без особых усилий за несколько минут

наносила на лист бумаги. Естественно, главным героем сюжета всегда был отец, который спасал животных

из огня, наказывал злодеев, тем самым подавая мне пример, как нужно вести себя в той или иной ситуации.

Я бережно хранил эти рисунки в ящике стола. Они и по сей день находятся со мной в этом доме.

Мама запомнилась своей безграничной любовью к цветам. Угол нашей и без того маленькой

комнаты занимали горшочки с различными сортами комнатных растений, с которыми она иногда

разговаривала так, словно это ее дети. Я помогал ей поливать их и относить на рынок, когда появлялась

такая необходимость. Она мечтала о собственном доме с просторной светлой оранжереей. Как же я хотел

разбогатеть ради нее! Перед сном часто лежал, закинув руки за голову, и пялился в пожелтевший потолок. В

такие минуты я представлял себя хозяином огромного цветочного магазина. А моя мама в красивом

розовом платье прогуливается среди рядов экзотических растений, взгляд ее полон неги и счастья, она с

упоением вдыхает дивный аромат цветов, тонкими пальцами прикасается к их лепесткам. Я стою в стороне

и с гордостью наблюдаю за ее счастьем. Она умела видеть красоту в простых вещах и всегда делилась своим

восторгом со мной; даже залетевшим в окно жуком могла любоваться, уверяя, что у него невероятно

красивый оттенок панциря. Еще у нас было пианино, мама подолгу занималась со мной и говорила, что у

меня абсолютный слух. Впрочем, подозреваю, что этим она просто хотела поднять мою самооценку.

Я сделал паузу, чтобы пригубить остывший чай. Журналистка, расценив это как финал приятных

воспоминаний, обратилась с очередным вопросом:

– Расскажите про школьные годы. Вам легко давалась учеба?

– У меня рано проявились способности к математике. Вероятно, сказалось то, что я много времени

проводил с дедом. В три года уже читал и писал. В четыре – знал таблицу умножения. В пять – решал

задачи для третьего класса. Очень быстро я понял, что обладаю феноменальной памятью – словно

9

фотографировал взглядом лист бумаги и затем читал с него воспроизводя в своей памяти. В школе без

особых усилий запоминал ряд многозначных чисел и мог перемножать в уме трехзначные числа. Это была

самая обычная школа, расположенная неподалеку от нашего дома. В каникулы я читал учебники, поэтому

почти всегда на уроках активно поднимал руку и отвечал на вопросы учителя по новой теме. Домашнее