Полтора года - [31]
Всего писем пришло около двадцати. То письмо, которое я читала ей в последний раз, начинается стихами. Стихи почти в каждом письме. Собственные строчки перемешаны с чужими. Есенин, Симонов, Блок, Пушкин. Это, по-видимому, его не смущало. Я даже допускаю, что он этого не замечал. Главное было — выразить себя, свое…
До дому было еще далеко, и я все прокручивала историю этой горестной жизни матери и сына. И вдруг поймала себя на том, что завидую ему, сыну, Грише. Его душевной, духовной связи с матерью.
Мое раннее отрочество мамы не знало. Она ушла от меня, от нас с папой, когда мне едва минуло семь, а вернулась, когда я была уже взрослая девочка.
Я не была одинока в своем сиротстве: в нашем классе у многих были неполные семьи: уходили отцы, попадали в заключение матери. Но то было другое. Меня покинули, от меня отказались, меня не хотели. Как передать это ощущение ущербности, неполноценности, второсортности, что ли? Страшно произнести, но если бы моя мама оказалась в тюрьме или даже умерла, это не было бы для меня так ужасно.
Однажды я случайно наткнулась на мамин старый шарфик. Я запрятала его подальше. А когда папа ушел, вытащила его и все вдыхала его запах — шарфик пахнул мамой. Когда я оставалась одна, я часто доставала его, обматывала вокруг шеи и сидела так долго-долго. А однажды схватила ножницы и изрезала его!
Не из-за того ли далекого горького моего одиночества меня (такую благополучную сегодня) потянуло к этим обездоленным? Чем-то они были мне сродни? И не оттуда ли моя чрезмерная, как настаивают иные мои друзья, сосредоточенность на собственных переживаниях? И еще многое, чего я в себе не люблю?..
Но стоп! Хватит о себе. Возвращаюсь к девчонкам.
Я не могла рассказать им о Гришиных подвигах. Я не знаю, были ли они, если не считать, что подвигом была сама его жизнь. Я просто рассказала о мальчике сороковых годов им, девочкам восьмидесятых. Я хотела, чтобы они представили себе его живого. Вот он поднялся со школьной парты и пошел на войну. И о его матери, навек потрясенной войной, которая окончилась четыре десятилетия назад, а для нее не кончится никогда.
А думала я еще о его детях. О его прекрасных детях, которые не родились. И он не передал им тех высоких душевных качеств, которыми был наделен, которые шли из глубины его рода, из глубины времени. И вот оборвалась эта цепь, и никакими силами ее не соединить, не продолжить.
На этот раз я к ним не примеривалась. Я говорила то, что думала, и теми словами, какими думала. Мне казалось, они меня понимают…
Потом я шла по пустынным поздним улицам и думала о них. Нет, я вовсе не рассчитывала, что эта история должна пронзить им душу. То, что трогает меня, совсем не непременно должно умилять их. Иногда мне кажется, что хотя нас не разделяет и десяти лет, мы с ними — разные поколения, в чем-то я ближе к тем, которые отстоят от меня почти на полвека. К тому же Грише. К моему отцу, который не успел хлебнуть войны. Даже к деду, который с нее не вернулся… А может, все дело в разнице воспитания, среды, условий жизни? И окажись я или любая из нас, воспитателей, на месте какой-нибудь моей Майки или Тамары, из нас могло бы вылупиться примерно то же самое?
Однажды я высказала это предположение на каком-то нашем совещании. В ответ на выступление Лидии Артамоновны (в просторечии Артамоши). В ее словах прозвучало не просто высокомерие, неуважение к тем, кого она воспитывает (уважать их, правда, трудновато), а презрение: она явно относила их к людям иной, низшей породы. И вот тут я и высказалась. Артамоша оскорбленно пожала плечами. Остальные, мне показалось, призадумались. Б. Ф. был непроницаем…
Итак, я брела домой и думала о них, о своих девчонках. О том, что в конце концов, какие бы они ни были, они тоже часть народа и что-то главное, общее для нас с ними, для всех, должны бы воспринимать так же, как я, как все. И поэтому завтра они, может быть, будут немножко, чуть-чуть иными? Крошечный шажок вперед?
А наутро я отворила дверь и чуть не задохнулась от мерзкого запаха застоявшегося табачного дыма.
Я стояла в дверях. Они все обернулись ко мне, застыв в том положении, в каком застал их мой приход (они стелили постели). Я молчала. Это не было педагогическим приемом. Я просто не могла говорить. Физически. Сейчас меня можно было положить под пресс, и все равно не удалось бы выжать ни слова. Так со мной бывает нечасто, но всегда, когда я ошарашена, обескуражена. Если бы не вчерашний вечерний разговор, я, наверно, отнеслась бы к этому иначе, легче. ЧП, конечно, но не катастрофа же.
Они молча смотрели на меня. Наконец я выдавила из себя:
— Откройте форточки, дышать же нечем.
Они все, сколько их было, кинулись к окнам.
Если бы мне не было доподлинно известно, что Венера не курит, я подумала бы: ее затея. Слишком уж злорадно поблескивали ее цыганские зенки. То, что она не курит, я узнала от нее же самой, в наш первый разговор. Она не собиралась исповедоваться, просто к слову пришлось. Но если не курит — зачем же?! Ублажить девчонок? Это при ее-то пренебрежительном к ним отношении!.. Тогда кто же? Тамара? Вполне возможно. Если бы не одно обстоятельство: сигареты розданы щедрой рукой. Эта скорей припрятала бы и посасывала втихомолку. Я могла бы назвать и другие имена. Но разве дело в том, кто?
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Сборник произведений Г. Гора, написанных в 30-х и 70-х годах.Ленинград: Советский писатель, 1978 г.
Валентин Петрович Катаев (1897—1986) – русский советский писатель, драматург, поэт. Признанный классик современной отечественной литературы. В его писательском багаже произведения самых различных жанров – от прекрасных и мудрых детских сказок до мемуаров и литературоведческих статей. Особенную популярность среди российских читателей завоевали произведения В. П. Катаева для детей. Написанная в годы войны повесть «Сын полка» получила Сталинскую премию. Многие его произведения были экранизированы и стали классикой отечественного киноискусства.
Книга писателя-сибиряка Льва Черепанова рассказывает об одном экспериментальном рейсе рыболовецкого экипажа от Находки до прибрежий Аляски.Роман привлекает жизненно правдивым материалом, остротой поставленных проблем.
В книгу известного грузинского писателя Арчила Сулакаури вошли цикл «Чугуретские рассказы» и роман «Белый конь». В рассказах автор повествует об одном из колоритнейших уголков Тбилиси, Чугурети, о людях этого уголка, о взаимосвязях традиционного и нового в их жизни.
Сергей Федорович Буданцев (1896—1940) — известный русский советский писатель, творчество которого высоко оценивал М. Горький. Участник революционных событий и гражданской войны, Буданцев стал известен благодаря роману «Мятеж» (позднее названному «Командарм»), посвященному эсеровскому мятежу в Астрахани. Вслед за этим выходит роман «Саранча» — о выборе пути агрономом-энтомологом, поставленным перед необходимостью определить: с кем ты? Со стяжателями, грабящими народное добро, а значит — с врагами Советской власти, или с большевиком Эффендиевым, разоблачившим шайку скрытых врагов, свивших гнездо на пограничном хлопкоочистительном пункте.Произведения Буданцева написаны в реалистической манере, автор ярко живописует детали быта, крупным планом изображая события революции и гражданской войны, социалистического строительства.
Это третья книга писательницы, посвященная школе. В «Войне с аксиомой» появляется начинающая учительница Марина Владимировна, в «Записках старшеклассницы» — она уже более зрелый педагог, а в новой книге Марина Владимировна возвращается в школу после работы в институте и знакомит читателя с жизнью ребят одного класса московской школы. Рассказывает о юношах и девушках, которые учились у нее не только литературе, но и умению понимать людей. Может быть, поэтому они остаются друзьями и после окончания школы, часто встречаясь с учительницей, не только обогащаются сами, но и обогащают ее, поскольку настоящий учитель всегда познает жизнь вместе со своими учениками.
Повесть написана и форме дневника. Это раздумья человека 16–17 лет на пороге взрослой жизни. Писательница раскрывает перед нами мир старшеклассников: тут и ожидание любви, и споры о выборе профессии, о мужской чести и женской гордости, и противоречивые отношения с родителями.
Писатель А. Домбровский в небольших рассказах создал образы наиболее крупных представителей философской мысли: от Сократа и Платона до Маркса и Энгельса. Не выходя за границы достоверных фактов, в ряде случаев он прибегает к художественному вымыслу, давая возможность истории заговорить живым языком. Эта научно-художественная книга приобщит юного читателя к философии, способствуя формированию его мировоззрения.
Эта книга — сплав прозы и публицистики, разговор с молодым читателем об острых, спорных проблемах жизни: о романтике и деньгах, о подвиге и хулиганстве, о доброте и равнодушии, о верных друзьях, о любви. Некоторые очерки — своего рода ответы на письма читателей. Их цель — не дать рецепт поведения, а вызвать читателей на размышление, «высечь мыслью ответную мысль».