Полтавское сражение. И грянул бой - [207]

Глазам Карла предстала мало радующая их картина: заболоченное пространство, сжатое с юга Днепром, с востока — впадающей в него Ворсклой, с северо-запада — речкой Пслом. С северо-востока пространство было окаймлено грядой холмов, с которых открытая, безлесая местность хорошо просматривалась и могла легко простреливаться. Местечко и замок посреди него были дотла сожжены экспедицией полковника Яковлева, и сейчас о них напоминали груды развалин. Однако хуже было другое — русские уничтожили все находившиеся в Переволочне и поблизости от нее переправочные средства, а преодолеть без них быстрый, достигающий здесь полумили в ширину Днепр было весьма непростым и рискованным делом.

Правда, казаки Мазепы и запорожцы в ожидании шведов не теряли зря времени и постарались собрать к месту будущей переправы все, что могло держаться на воде. Мазепинцы обшарили берега Днепра и Ворсклы, где не смогли побывать русские, и пригнали оттуда несколько десятков рыбацких челнов и паромов. Запорожцы, среди которых оказалось немало местных уроженцев, отыскали в близлежащих лесах штабели заготовленных селянами для своих нужд бревен и доставили их к Днепру.

Но этого было мало, ничтожно мало, чтобы в считанные часы перебросить на противоположный берег свыше двадцати тысяч шведов и казаков, не считая их лошадей, артиллерии, повозок с ранеными. А время шло буквально на часы — дозорцы Гордиенко сообщили, что не менее девяти тысяч драгун князя Меншикова с двадцатью орудиями на подходе к Переволочне, а за ними следует примерно столько же казаков гетмана Скоропадского. Необходимо было спешить, а генералам и Мазепе вновь, как в обозе под Полтавой, пришлось возиться с королем, который опять вспомнил о своей родословной и отказался переправляться на правый берег Днепра.

— Я, потомок отважных викингов, от одного имени которых со времен седого средневековья трепетала вся Европа от Новгорода до Крита, побегу от неприятеля? Никогда! У меня есть армия, а у армии есть я, и мы достойно встретим врага! — с пафосом заявил он.

— Ваше величество, противник намного сильнее нас, — сказал Левенгаупт, впервые со дня ухода из-под Полтавы появившийся на глаза Карлу. — Если мы вступим с ним в бой, он нас истребит или пленит.

— Все равно я не покину своих солдат. Мы вместе станем обороняться от врага и вместе погибнем.

— Бог поставил ваше величество правителем народа, и вы должны будете отдать Богу отчет за него. Если спасете свою особу, то найдете еще способ спасти отечество и всех нас, своих несчастных подданных. Если же попадете в неприятельские руки, тогда все пропало, — настаивал на своем Левенгаупт.

— Я согласен скорее попасть в неприятельские руки, чем умышленно покину войско, — упрямо произнес Карл.

— Ну а мы не такие дурни, как ты. Не так ли, друже Филипп? — шепотом спросил Мазепа у Орлика.

— Само собой, ваша ясновельможность. Поэтому не податься ли нам к нашим лодкам, а паны генералы пускай начинают с королем свою обычную ярмарку.

— Дельная мысль. Должен же кто-то первым начать переправу и проложить маршрут на тот берег? Почему бы этими первопроходцами не стать нам с тобой?

— Точно так, как мы уже были ими на пути к Переволочне, — усмехнулся Орлик. — Тогда мы дожидались короля на одном берегу Днепра, теперь подождем на другом. А поскольку русские поблизости и ярмарку долго продолжать опасно, то наша разлука с королем не должна затянуться.

Около четырех десятков лодок, разысканных и доставленных мазепинцами с берегов Днепра и Ворсклы, были готовы к отплытию, в них уже сидели на веслах гребцы.

— В мою лодку погрузить войсковую казну, войсковые регалии и раненых, — приказал Мазепа. — В другие — канцелярию, войсковое добро и тоже раненых. Вторым рейсом переправить не вместившихся сейчас в челны раненых и хворых и лишь потом перевозить через реку всех остальных.

В лодку с Мазепой были загружены два бочонка с золотыми монетами и несколько мешков с серебряными, войсковые и гетманские регалии, свободное пространство на дне и скамьях было занято ранеными. Когда осевшая в воду до края бортов лодка достигла середины Днепра, где вовсю гулял ветер, волны стали перехлестывать через борта, угрожая пустить маленькое суденышко на дно.

— Серебро — в воду! — приказал Мазепа.

За борт было сброшено три четверти мешков с серебряными монетами, прежде чем лодке перестала грозить опасность. Высадившись на правый берег, Мазепа тут же отправил лодки за оставшимися на том берегу ранеными казаками, приказав джурам и переправившемуся с ним личному конвою не расседлывать лошадей и быть готовыми к походу в сторону низовий Буга независимо от того, переправится на их берег шведский король или нет.

А у палатки Карла генералы все еще продолжали уговаривать своего короля.

— Когда армия увидит меня верхом на коне, она станет сражаться так же храбро, как прежде, — утверждал Карл.

— Нет, ваше величество, если неприятель атакует нас, многие солдаты сложат оружие, а другие, спасая свою честь, бросятся в воду, — возразил ему генерал-квартирмейстер Гилленкрок, разделявший точку зрения Левенгаупта.

— Но что станет со мной, если я окажусь в плену? — спросил Карл.