Полтава - [7]
Карл за несколько дней перед тем был ранен в ногу. Обложенный подушками, держа в одной руке пистолет, в другой — шпагу, он лежал на носилках, в открытой «качалке», запряженной двумя лошадьми.
В центре русской пехоты резко выделялся батальон Новгородского полка, одетый в серые мундиры. Карл, считая этот полк «новобранным», решил, что здесь будет легче всего сделать прорыв.
Новгородцы мужественно встретили натиск, но были не в силах устоять против двойного числа наступавших. Шведы «на штыках» прошли сквозь первую линию и уже грозили отрезать левое крыло.
Тогда в сумятице боя мелькнули темно-зеленый мундир Петра и его пробитая шведской пулей шляпа.
— За отечество принять смерть весьма похвально! — закричал он, потрясая шпагой.
И, взяв из второй линии батальон пехоты, бросился с ним навстречу шведам, сомкнул прорванный строй и начал теснить врага.
Гром семидесяти двух русских пушек сотрясал землю. Шведы отвечали только из четырех орудий. Остальная часть их артиллерии из-за недостатка боевых припасов вынуждена была молчать.
Рукопашный бой завязался на всем пространстве поля. Зеленые мундиры перемешались с синими. Желтые и белые знамена переходили из рук в руки. Снова — в который раз! — сошлись грудь с грудью русский и швед.
Пробитые солнечными лучами, тянулись над землей полосы терпкого порохового дыма. Они окутывали места смертельных схваток, гасили блеск и парадное великолепие битвы с ее знаменами, барабанами и литаврами и дурманили разгоряченных коней.
В самый разгар боя распахнулись ворота крепости, и отважный гарнизон ударил на шведов. Но они отбили атаку. Осажденные не могли долго держаться и ушли в город: у них почти не было пороху и пуль.
В это самое время Гилленкрок увидел вне линии огня толпы шведской пехоты, в беспорядке рассеявшиеся по полю.
— Сомкнитесь, ребята! — сказал он, приблизившись. — Разве с вами нет командира?
— Мы ранены, а все наши командиры перебиты, — отвечали они.
А русская конница уже охватывала противника справа и слева. Прямо к королю прокладывал себе путь казацкий отряд.
Пушечным ядром были разбиты носилки Карла. Он велел посадить себя на скрещенные пики. Но его никто не слушал.
Шведы уже бежали.
Казаки прорывались к нему, и он явственно слышал голос, хотя значение слов и было ему непонятно:
— Хлопцы! За короля тысячу дукатов! Берите его живьем!..
Но Карла спасли.
Его вынесли из гущи боя, посадили в генеральскую коляску — шесть пар лошадей цугом, — и он помчался прочь, опережая бегущие свои войска.
Тогда всадник отделился от королевской свиты и поскакал к крепости. Он помахал шляпой с белой обшивкой и крикнул:
— Впустите меня! Я первый министр короля граф Пипер. Сдаюсь в плен!..
Многие же из свиты Карла остались лежать на роковом для шведов поле.
Ядром, разбившим носилки, был убит Адлерфельд, придворный историк. Он успел довести свой труд до Полтавской битвы и умер вовремя — в тот самый день и час, когда славе и могуществу Швеции пришел конец…
Уже бой затихал, когда эскадрон конницы во главе с Роосом прорвался к шведским окопам под Полтавой. Но туда доспел Ренцель; он занял окопы, заставил Рооса положить оружие, и город был освобожден.
Так закончилась битва, продолжавшаяся не более двух часов, ибо «непобедимые господа шведы скоро хребет показали», — битва, стоившая Швеции утраты ее могущества и поставившая Россию в ряд великих держав.
Впереди разбитого войска мчался изменник Мазепа, спасая два бочонка с золотом и собственную свою жизнь.
По пыльным украинским шляхам бежали шведы. Горячий июньский ветер гнал зеленые волны садов. Под ветром склонялись вековые вербы и тополя, будто кланялись и лепетали: «Прощайте, шведы, бегите, шведы, вовек вам Украины не видать».
На другой день Карл прислал в Полтаву гонца, предлагая Петру мир на условиях, какие ему ставил русский царь ранее.
Но Петр ответил, что «король слишком поздно ухватился за мир» и что «на прежних статьях» договор заключить нельзя, ибо «дела обращение свое переменили».
А тридцатого июня застигнутые у местечка Переволочны остатки шведских сил (около пятнадцати тысяч) под начальством Левенгаупта сдались Меншикову, выдав все оружие, знамена, полковые кассы и котлы.
О «неописуемой храбрости» русских солдат говорил Петр в своих письмах с поля Полтавской победы.
Сам он показал высокий образец храбрости и военного искусства. Такую же доблесть проявил и защищавший Полтаву народ.
«Волею судьбы, — писал шведский лейтенант Вейе, — армия, которая столь славилась в глазах своих противников, за четыре дня вконец погибла!»
Лейтенант был прав.
Пятьдесят тысяч шведов вторглись в пределы России, и только несколько сот ушло за Днепр, сопровождая бегущего короля.
«Камень для основания Санкт-Питербурха положен!»
Ой, Ворскло, рiчка невеличка!Здавна вона славна —Не водою,А вiйною,Де швед полiг головою…
Шестого июля на раздольном Полтавском поле снова выстроили в боевой порядок русские и шведские войска. Полки стали на тех же местах, где стояли они во время недавнего боя. Но битва не могла начаться сызнова. Это был парад.
Девятнадцать тысяч пленных стояли без оружия и без шляп. Мимо них везли трофеи: палаши, мушкеты, пистолеты, шпаги; проходила артиллерия; колыхался ворох отбитых у врага знамен.
