Польский крест советской контрразведки - [124]
В ПОВ, легионах и других боевых организациях, созданных Пилсудским, состояли некоторые из тех поляков, кто позднее по разным причинам стал членом Коммунистической партии Польши (КПП). Обобщенно их можно назвать членами ПОВ, поскольку они занимались военно-боевой работой. Из тех авторов, кто пишет о репрессиях в отношении поляков в СССР, лишь отдельные ненамеренно, а большинство, как мне кажется, абсолютно сознательно, не хотят заглядывать в ранний период становления и развития КПП. Они не пишут о тех сложных политических процессах, которые происходили в молодом независимом государстве. В этой связи я заострю внимание читателей на одном явлении — создании в декабре 1918 г. так называемой «оппозиции» в Польской партии социалистичной (ППС). Заглянем в текст фундаментальной коллективной монографии — последней (по времени издания) добротной книги о политической, истории Польши. К сожалению, даже в ней нет ни слова об «оппозиции» в ППС. Единственное, на что есть указание, так это на существенную разницу в политических взглядах ряда выдающихся членов ППС и факт перехода таких лиц, как Е. Чешейко-Сохацкий и Т. Жарский, в ряды коммунистов в 1919 г.[682] Кстати говоря, оба они были необоснованно репрессированы в 1933 г.
И Чешейко-Сохацкий, и Жарский далеко не сразу восприняли коммунистическую идеологию в своей политической практике. Жарский, к примеру, длительное время состоял в ППС-«фракции», организованной непосредственно Пилсудским. После создания в 1918 г. Польского комиссариата в составе советского правительства занимал там ответственную должность, затем разошелся во взглядах с теми, кто поддерживал большевиков, и уехал в Польшу. Там он создавал отряды так называемой рабочей милиции ППС для поддержки Пилсудского, контактировал в этом вопросе с руководителями Польской организации войсковой. В сентябре 1918 г. был избран делегатом на XIV съезд ППС. Перед началом работы высшего органа партии создал группу сторонников, в которую вошли и некоторые члены ПОВ. Эта группа и стала ядром ППС-«оппозиции». Не буду вдаваться в идеологические и организационные расхождения группы Жарского с другими делегатами съезда, поскольку это не имеет прямого отношения к исследуемому вопросу, а отмечу другое — некоторые члены «оппозиции» не только остались членами ПОВ, но и сохраняли личные связи с отдельными сотрудниками польской разведки и политической полиции[683].
Среди них был и Адам Витковский-Лянды (Лянда). Он с 1909 г. состоял в ППС. Проводя партийную работу в Лодзи, он контактировал с местным комендантом ПОВ Кешковским — будущим сотрудником советского реферата польской разведки. В 1917 г. Витковский был выдвинут на пост руководителя военного отдела партии — организации «Поготове Боеве» и участвовал в проведении ряда террористических актов. По работе он близко соприкасался с ответственными членами ПОВ — руководителем этой подпольной организации А. Коцем, Т. Голувко и Б. Медзиньским — в недалеком будущем начальником 2-го отдела ПГШ. И вот этот человек в 1919 г. неожиданно для многих соратников меняет свои политические взгляды и переходит в польскую Компартию, где кооптируется в члены ЦК[684]. Его несколько раз арестовывала польская политическая полиция, но каждый раз выпускали из тюрьмы при содействии прокурора Варшавы Рудницкого. С середины 1920-х гг. Витковский работал в Москве в Крестинтерне — офилированой с Коминтерном организации.
Еще одним членом группы Жарского (ППС-«оппозиции») стал родной брат активиста ПОВ Тадеуша Штурм-де-Штрема — Витольд. Это интереснейшая, но практически незнакомая историкам спецслужб личность. А между тем с его именем в определенной мере связано начало репрессий в отношении польских политических эмигрантов в 1933 г. и обвинение их в связи с Польской организацией войсковой и выполнении заданий этой организации по подрывной работе в СССР.
К личности Штурм-де-Штрема я еще вернусь. А пока выскажу несколько соображений о том, почему в 1933 г. начались репрессии против польских политических эмигрантов. В течение двух лет (1930–1932) с разной интенсивностью велись советско-польские переговоры о заключении пакта о ненападении. И даже когда 25 июля 1932 г. этот документ был подписан, прошло еще более полугода до его ратификации. В это время маршал Пилсудский проводил консультации с представителями военного и дипломатического ведомств, выслушивал их предложения по дальнейшему ведению дел с СССР. Среди тех, кто приглашался на встречи, был и военный атташе в Москве полковник Я. Ковалевский. Из сведений, которыми он обладал, следовало, что восточный сосед не предпримет военных действий в ближайшее время и можно не торопиться с ратификацией договора. Советским политическим и военным руководством был оценен факт назначения на пост министра иностранных дел Польши Ю. Бека, не отличавшегося особой враждебностью по отношению к СССР. Заменен был и посол в Москве. Совершенно неожиданным для советского дипломатического представителя в польской столице В. Антонова-Овсеенко было приглашение на встречу с влиятельными соратниками Пилсудского. На этой встрече, состоявшейся 21 октября 1932 г., присутствовали бывшие начальники 2-го отдела ПГШ В. Медзиньский и И. Матушевский, а также вице-министр финансов А. Коц
