Польские народные сказки - [87]

Тем не по себе стало. Выбрал ксендз комнату внизу, но внизу на окнах решетки, так что все равно не убежишь.

Вот дал им граф водки и запер в комнате:

— Пейте и ворожите.

Ксендз уж и водки не хочет, облокотился он на стол и все думает, что же делать. Думал, думал, да и заснул.

А разбойники узнали, что ксендз и органист собрались против них ворожить, и тоже испугались, что их откроют, схватят и перебьют.

Вот и говорит один из них:

— Нужно пойти послушать, что они там делают.

Подкрался он к окну, прислушался. А органист налил в стакан водки, выпил, стукнул стаканом об стол и говорит:

— Ну, вот и первый.

Испугался разбойник, думает: «Ого! Он уже прознал, что я здесь!»

Побежал к своим и говорит:

— Плохо наше дело: не успел я прийти, как органист сказал: «Ну, вот и первый».

Другой пошел подслушивать. Слушает, а органист снова налил, выпил и говорит:

— И второй туда же.

А там этих разбойников было тринадцать. Все они по очереди подслушивать ходили, и каждый попадал как раз в то время, когда органист опять наполнял свой стакан. Так всех обошло. Последним пошел сам атаман Процьпак. А органист как раз тринадцатый стакан наливает. И водки больше нет.

— Ну, вот и тринадцатый, последний, — говорит органист.

Испугался Процьпак и думает: «Все мы у него, как на ладони». И кричит органисту в окно:

— Слушайте, не говорите, что это мы деньги взяли! Все, что взяли, мы вернем и вам тоже хорошо заплатим, только вы нас не выдавайте.

Органист отвечает:

— Ладно. Идите, несите деньги, да прихватите побольше, чем взяли, а то как недосчитаемся, вам плохо будет.

Пошел Процьпак к товарищам и говорит:

— Соберите все деньги, что взяли, несите их туда и ссыпьте им через окно в комнату.

Так они и сделали. Отдали деньги, собрал их органист, разбудил ксендза и говорит:

— Вставай! Не умеешь ты ворожить. Вот я ворожей так ворожей! Смотри — вот все деньги украденные.

Ксендз обрадовался, утром отдали они деньги графу, граф им заплатил, и пошли они восвояси. И говорит ксендз органисту:

— Как же дальше-то будет? Уж по всему свету разнеслось, что мы умеем ворожить. На этот раз сошло, но если еще раз нам так ворожить придется — пропадем!

Органист отвечает:

— Эко дело! Давай подожжем костел и скажем: книжка, по которой мы ворожили, сгорела вместе с костелом, — мы-де ее там хранили, — так что больше мы ворожить не будем.

Так они и поступили, тем дело и кончилось.

ПРО МАЦЮСЯ И ПРО КУБУСЯ

Перевод А. Щербакова

Призадумались Мацюсь да Кубусь, как бы это хорошо жить и ничего не делать. Мацюсь и говорит:

— Знаешь что, Кубусь? Пойдем-ка за хату к дороге, выроем на обочине ямы, спрячем туда ноги. Вот люди и подумают, что мы безногие калеки; кто с ярмарки пойдет, станут нам милостыню подавать.

Ну хорошо. Кончилась ярмарка, а они сидят — будто у них ног нету, как убогие калеки.

Первым шел по дороге с той ярмарки какой-то здоровый мужик, богатый, принаряженный. Шляпа на нем с накладным узором, на ногах оравские сапожки, а за пазухой булка и сала кусок. Тут Кубусь Мацюсю и говорит:

— Давай что-нибудь споем. Он нам и даст булки да сала.

Сложили наскоро песенку и поют:

Человече, человече, хорошо живешь.

Сам-то хлеб да сало ешь, а бедным не даешь.

Подошел к ним мужик, отрезал булки да сала по ломтю, дал тому и другому.

— Видишь, — говорит Мацюсь. — Все идет, как я тебе сказал. Люди нас не оставят, будем мы жить-поживать и ничего не делать.

Ну хорошо. Тот мужик ушел, а они сидят.

А тут едет пан четверкой в карете, кучер спереди, два гайдука сзади. Кубусь бряк навзничь, будто он мертвый, а Мацюсь поет над ним:

Едет князь, везет князь

С ярмарки гостинцы.

Милостыньку мне подаст —

Мы с братом простимся.

Подъехал к ним пан:

— Ты чего вопишь?

Мацюсь и говорит:

— Ой, помер у меня братик, а похоронить не на что.

Сунул пан руку в карман, не глядя, набрал денег горсть: золота, серебра — кинул Мацюсю и приказывает:

— Ha! Да похорони его быстрей, чтоб у дороги не смердело.

И дальше поехал.

Только было у него в карете окошечко сзади, глянул он в него, а они оба — живой да мертвый — бегом бегают и деньги подбирают. Крикнул пан кучеру:

— Стой!

А гайдуку:

— Бери дубину да наподдай тем подлецам, чтоб шкура на них полопалась, раз они над людьми потешаются!

Бежит гайдук с дубиной, а Мацюсь с Кубусем решили, что он еще денег несет, и запели:

Ангел божий, а не князь!

Добром бога славит.

Он нам, бедным, подавал,

Но еще добавит.

Как налетел на них гайдук, как наподдал! До тех пор дубасил, пока они через плетень не перескочили и не удрали. И в те ямы больше ни ногой!

БОЛТУШКА

Перевод А. Щербакова

Рыбаки народ неразговорчивый и на море, и на суше. У них обычай такой. Рыба-то молчит. А притом кое-кто из рыбаков верит, что, хоть ушей у нее нет, а то место, где волна от голоса заиграет, рыба обязательно обойдет.

И надо же было так случиться, что в одной приморской деревушке жила когда-то говорунья Бася. Прозвали ее Болтушкой. Бойкая была девка, всю деревню, бывало, насквозь пробежит и без устали тараторит. Отец ее, старый рыбак, терпеть этого не мог. Он ей говорил:

— Покупали бы твои слова по грошу за штуку — ты в день бочонок денег зарабатывала бы.

Тараторила она, тараторила и наконец надоела не только отцу родному — всей деревне, и велели ей люди или перестать, или прочь убираться. Села она в уголку; поплакала, потом встала и пошла куда глаза глядят. Но ушла недалеко. На краю деревни жил молодой рыбак Валошек. Как раз шел он в лес за лыком для плетенки, встретил Басю и спросил: куда, мол, идешь?