Польская супруга Наполеона - [33]

Камердинер Констан утверждает:

«Ее характер очень нравился императору и с каждым днем очаровывал его все больше и больше».

Гертруда Кирхейзен развивает эту же мысль:

«Наполеон был очень счастлив этой любовью. Скромность Марии, ее кротость и сердечная доброта день ото дня приобретали над ним все больше власти. Она была той женщиной, о которой он мечтал всю жизнь, той тихой, идиллической подругой, единственным желанием которой было скрасить, насколько возможно, его интимную жизнь».

Те часы, когда Наполеон не был занят, они без устали разговаривали или предавались любви. В эти минуты она наслаждалась своей властью над величайшим человеком Европы. В остальное время она скучала. Внешне ее существование в Финкенштейне выглядело тихим и монотонным, совсем как то, которое она вела некогда в поместье своего старого мужа. Но она не чувствовала себя одинокой. Время без него текло медленно, а сама она была похожа на затворницу, всегда готовую по первому зову предстать перед своим повелителем. Она находилась в полной зависимости от него, без общества, без удовольствий, без малейшего кокетства; но эта жизнь нравилась ей гораздо больше, чем блестящая, шумная светская жизнь, которую она вела в Варшаве.

Был счастлив этой любовью и Наполеон. Нечасто в своей жизни он переживал такие замечательные дни, как в Финкенштейне. Впервые в жизни рядом с ним была женщина нежная, любящая, покорная, искренняя и чистосердечная. Жозефина, которую он любил, вечно отравляла ему жизнь своими изменами и безумным мотовством, а его сестры, особенно Каролина, жена маршала Мюрата, постоянно интриговали и безжалостно эксплуатировали его. Его Мария была совсем другой.

Для него она представляла собой именно тот тип женщины, который он в свое время думал найти в Жозефине: женщины мягкой, внимательной, робкой, не имеющей ни желаний, ни, по-видимому, даже воли; женщины, принадлежавшей ему целиком, жившей исключительно для него. Великий император, покоривший всю Европу, всегда мечтал иметь рядом с собой женщину, смысл существования которой сводился бы только к нему. Он хотел быть самим смыслом ее жизни, ее дыханием, ее судьбой. Его Мария была именно такой: она ничего от него не просила, ни на чем не настаивала, она просто была рядом с ним, и сам этот факт уже был для нее величайшей радостью.

Биограф Наполеона Эмиль Людвиг по этому поводу пишет:

«Что она для него? Вторая живая душа на свете, которой ничего от него не надо: мать была первой. Он еще не знал женщины, которая не ждала бы, чтобы на нее посыпались как из рога изобилия все земные сокровища: бриллианты, замки, короны, деньги. А эта ничего от него не хочет, а сама дает все: только она, графиня Валевская, была той тихой и любящей спутницей жизни, к которой временами тянулась бурная душа Наполеона».

Впрочем, нет! Она просила у него одной милости, но милости в такой степени не личной (речь идет о Польше), что замыслить ее могла лишь душа необыкновенно возвышенная, да и сам этот замысел означал, что человека, к которому адресовывалась подобная просьба, приравнивают почти к Богу.

В глубине души Наполеон понимал, что он не Бог, но такое отношение ему очень льстило. Связей походных, сугубо эротических, у него было много, но за каждую приходилось платить. К Марии он относился снисходительно. Поначалу ему даже думалось, что встречи с ней просто приятно заполняют те маленькие трещинки свободного времени, которые у него иногда появлялись. Однако ее скромность, кротость и сердечная доброта незаметно для него самого с каждым днем покоряли его все больше и больше.

Молодая, красивая, умная, она все больше подчиняла его, ведь с ней, и только с ней, он мог найти покой после трудов по управлению Европой. Ко всему прочему, она была настоящая дама из старинного аристократического рода, что для человека, вознесенного наверх революцией, было немаловажно. И он все больше к ней привязывался. На самом деле, она была той женщиной, о которой он мечтал всю свою жизнь.

Она же довольствовалась тем, что просто была в его жизни, что он хоть иногда уделяет ей внимание. Она просто любила его. И он тоже полюбил ее, ибо не полюбить такую женщину было невозможно. Именно из Финкенштейна Наполеон писал своему брату Люсьену:

«Она – ангел. Вполне можно утверждать, что душа ее столь же прекрасна, как и ее черты».

* * *

Однако даже в подобной обстановке Наполеон не забывал о своей Жозефине. В частности, 2 мая 1807 года он писал ей:

«Друг мой, я получил твое письмо от 23-го числа. Я с удовольствием вижу, что ты хорошо себя чувствуешь и любишь Мальмезон. Я чувствую себя хорошо, а погода становится все лучше и лучше. Наконец-то, весна дает о себе знать, и начинают появляться первые листочки».

Через пять дней он писал:

«Друг мой, я получил твое письмо от 23-го числа. К сожалению, ты вновь больна, и так происходит каждый месяц. Если воды могут вылечить тебя, отправляйся. Я чувствую себя хорошо и хочу, чтобы ты никогда не сомневалась в моей любви».

«Хочу, чтобы ты никогда не сомневалась в моей любви» – как добрый буржуа, изменяющий жене Наполеон поддерживал в Жозефине надежду и старался отвлечь ее подозрения, а для этого становился нежным. Как видим, он ничего не имел против путешествий жены, но только не в ту сторону, где находился он сам. Как же все изменилось! В 1796 году, сразу после свадьбы, Наполеон умолял Жозефину приехать к нему в Италию, но она отказывалась – теперь же уже она писала мужу письмо за письмом, прося разрешения приехать. Однако теперь уже он, впервые познавший сладость разделенной любви, придумывал всевозможные поводы, чтобы приезд жены не нарушил его счастья. По меткому определению Эмиля Людвига: «…теперь пришел его черед обманывать женщину, долгие годы обманывавшую его».