Польская командировка - [15]

Но жизнь давно уже научила меня достаточно серьезно относиться к своим снам. Они были продолжением реальной жизни, а иногда даже опережали её на несколько дней. О чем-то предупреждали, предостерегали. Не прислушиваться к ним, и не обращать внимания на эти предупреждения было глупо. Хотя кто из нас настолько умен, чтобы все делать правильно в этой жизни?! Может быть, вы? Ну, уж точно, не я.

Через пару минут после пробуждения от моего сна не осталось и воспоминания. Если бы мне приснилась красивая девушка, я помнил бы о ней гораздо дольше. Возможно всю свою жизнь. До обеда. А что толку в других снах?! По-настоящему важны только сны о красивых и любимых девушках. После этих снов просыпаешься с глупой и довольной улыбкой на губах. И с наивной мыслью, что жизнь продолжается. Что жизнь прекрасна. И что нужно жить. Просыпаясь, целовать любимую девушку и… Продолжать жить. И она действительно прекрасна! Да, нет, я не о жизни. А о том чуде, что лежит у тебя на плече. О самой прекрасной и сказочной девушке на свете. Какие у неё мягкие, шелковистые волосы! Какие сладкие губы! Какая она сама сладкая! Боже, как ужасно просыпаться одному!

В дверь постучали. Это был Миша. Он принёс польскую военную форму (с погонами капитана), берцы и десантный берет.

— Галант передал. — И протянул ещё какую-то книгу. Мне было не очень понятно, что Кшиштоф мне предал: книгу или форму? Но форма была очень кстати. После вчерашней ночной прогулки моя выглядела довольно печально.

На полном автопилоте я открыл книгу. Похоже это было какое-то справочное пособие по истории военного училища Вроцлава. На польском языке. На внутренней стороне обложки теснились дружеские надписи Миши и обоих Кшиштофов. Разбирать, что там написано у меня еще не было сил.

Я положил книгу на тумбочку, кивком поблагодарил Мишу, и попросил его немного подождать. Как здорово, что после Афгана я хожу с небольшой бородой (больше напоминающей трёхдневную щетину). Можно сэкономить уйму времени на бритье. Еще бы придумать что-нибудь с умыванием?! Из зеркала на меня смотрело чье-то чужое измученное и исцарапанное лицо. Судя по ушам и хвосту этому зайцу должно было быть никак не меньше ста лет. Хотя в документах и было черным по белому записано двадцать шесть лет, так это же не повод верить всему, что написано. На амбаре вон, сколько всякого написано, а в нём дрова лежат. А не изделия интимного предназначения, перечисленные в надписях.

Через двадцать минут мы были уже в столовой. Да, кормили здесь просто потрясающе! Если бы не воспоминания о вечернем кошмаре, я был бы почти счастлив. Нет, не был бы. Сегодня утром я проснулся один. А значит, я был несчастлив. Я был в печали. Развеселил меня Кшиштоф Галант. Он подсел к нашему столику и обрадовал нас новостью. После завтрака мы идем на стрельбище. Сдавать очередной тест. Я не рассмеялся. Я опасался, что если засмеюсь, смех очень легко может перейти в истерику.

"Я есть очень крутой инструктор", — вспомнилось мне вдруг вчерашнее. Я никак не мог понять, кто здесь кого имеет? Еще день назад мне казалось, что я приехал в Польшу учить жизни и разведподготовке польских курсантов. Гонять их до седьмого пота. Быть для них царем и богом. В последние часы у меня все чаще и чаще закрадывались сомнения на этот счет. Возможно, меня пригласили сюда совершенно для других целей. Обычный маленький эксперимент. Видимо поляков интересовало, надолго ли меня хватит? Надолго меня не хватит. В этом я не сомневался. При таких измывательствах над моей пятой точкой опоры, при травле меня лошадьми и ночных прогулках даже то, что меня здесь так хорошо кормили, не могло кардинально ничего изменить. Надолго меня не хватит. Еще один экзамен и все. Инструктор капут.

Мы пришли на стрельбище. Хорошо еще, что курсантов там не было. Только офицеры. Но их было слишком много. Кроме офицеров училища на стрельбище были еще и офицеры местного полицейского управления. Они тоже сдавали какие-то экзамены по стрельбе.

Упражнение у них было довольно интересное. На дальности пятнадцати-двадцати метров поднимались три ростовые мишени. И двигались в разных направлениях около десяти секунд. За это время полицейский должен был достать пистолет из кобуры, снять его с предохранителя, дослать патрон в патронник и открыть огонь. Через десять секунд поднимались три новые мишени. Необходимо было сменить магазин и продолжить стрельбу. Я невольно засмотрелся, как полицейские ловко справлялись с этим заданием. Похоже, это были не просто полицейские. Скорее всего, какое-то специальное подразделение.

Один из полицейских подошел ко мне.

— Интересно? Мне сказали, что пан приехал из России. И что пан служил в армии. Я был в России. Учился в Москве. Пан не хочет попробовать пострелять?

— Бардзо дзенкуе, пан (Большое спасибо, пан). Что-то не хочется.

Удивительно глупая ситуация. Я прекрасно понимаю, что стрелять все равно придется. Рано или поздно, но придется. Есть такая примета: раз пришел на стрельбище, значит, будешь стрелять. Даже если это тебе и не очень хочется. Достали меня эти экзамены. Лучше бы второй завтрак устроили, что ли?! Стрелять совсем не хочется. Тем более что стрелять я не люблю с детства. Стрелять любят только злые люди. А я — добрый. Я люблю повеселиться. Особенно поесть. Стрелять я не люблю.