Полшага до мечты - [28]

– Матвей, здесь какой-то рычаг ходит туда-сюда у моей ноги.

– Это РУС – ручка управления самолетом. Не трогай. Если не охладеешь к полетам, в следующий раз покажу, как ею пользоваться, сначала на тренажере, потом в воздухе.

– Боже, я умру от страха! Обещай, что научишь.

– Непременно, с огромным удовольствием.

«И на том спасибо, – подумала Аня. – Ведь не ответил, гордец».

Скоро волшебство закончилось, самолет пошел на посадку, мягко пробежал по бетонной полосе; короткое торможение и заход на стоянку. На твердой почве Матвей поддерживал Аню: ее слегка шатало.

– Эх ты, лягушка-путешественница, – ласково ткнулся он лицом ей в щеку, – а если бы я выполнил хотя бы одну простенькую фигурку?

– Я не лягушка-путешественница. Я совсем из другой сказки. Ты не поверишь, но все это я видела во сне – наш полет, небо, величавые облака и тебя, братец-лебедь.

Он, конечно, ничего не понял, только удивленно поднял прямые светлые брови, а тут еще мотор взревел, перекрыл все звуки, и мимо проплыл белый, как лебедь, самолет.

Сережа вечером возвратился поздно и сразу завалился спать, Аня с Темкой уснули еще раньше: играли на спортивной площадке в футбол в команде против Матвея, потом набежали мальчишки и болельщики разных возрастов, и страсти закипели вовсю.

Аня, как обычно, читала Темке на ночь и уснула; проснулась где-то часа через два и обнаружила, что во всем доме непроницаемая тьма и тишь, кто-то погасил свет и в ее комнате. Темка сбросил с себя одеяло во сне и разлегся поперек кровати. Он всегда сбрасывал одеяло, поэтому Аня одевала его на ночь в теплую пижаму и носки. Она укрыла ребенка, подоткнула под него одеяло со всех сторон и прислушалась. В доме ни звука. Зато у Ани в голове, словно коварные подстрекатели, бродили непозволительные мысли.

Аня повернулась на один бок, спустя некоторое время – на другой, потом перевернулась на спину, полежала, глядя в потолок… А что, собственно, случится ужасного, если она пойдет и посмотрит на него, он даже не услышит: молодой, здоровый мужчина, после напряженного дня наверняка спит как сурок.

Она спустила ноги с кровати и нащупала ступнями шлепанцы на полу. Нет, лучше идти босиком, меньше риска попасться на месте преступления. Пошла, неслышно ступая на носки. «Как тать в нощи, – пришло на ум. Аня чуть не прыснула: – Докатилась, пробираюсь крадучись среди ночи в комнату к мужчине, как соблазнитель в фривольном романе».

На секунду Анна замерла на пороге гостиной. Матвей спал на раздвинутом диване; в темноте мало что было видно, лишь горкой белело одеяло.

Сдерживая дыхание, она приблизилась к дивану и склонилась к изголовью. И в следующую секунду оказалась в постели, придавленная жарким молодым телом; тут она окончательно лишилась возможности дышать и здраво рассуждать, чувствовала только, что кожа ее горит и обжигает Матвею пальцы и губы, или это его жар опалил ее с головы до ног, воспламенил ненасытным тяготением каждую клеточку изнывающего тела; должно быть, она сама слилась с ним страстно и самозабвенно, не все ли равно – непреложным лишь было наслаждение, мучительное в своей остроте, возведенное в абсолют…

Кажется, она порывалась кричать, и он закрывал ей рот поцелуем; непростительное легкомыслие поддаться искушению и потерять всякое чувство реальности, когда любовники в доме не одни.

Уже очнувшись, медленно осознавая окружающее, Аня довольно размыто представляла последствия своей необузданности. Отчетливо мыслить мешала разлившаяся по телу нега – тлеющий до поры огонь, потрясший до основания все ее представления о физической близости с мужчиной. Она все еще не в силах была оторваться от Матвея, прижималась лицом к его груди, жадно вдыхала его запах, сознавала, что надо встать и уйти, – и не могла.

– Почему ты не ответил мне в самолете? – едва слышно спросила она.

– Мне бы хотелось, чтобы ты повторила эти слова на земле. Мало ли какие чувства обуревают человека в небе?

– Так ты не поверил… слушай же, вот тебе вся правда: до тебя я не любила ни одного мужчину, и если ты усомнишься в моей искренности хоть на секунду, то жестоко меня обидишь.

– Ты завтра уедешь? – помолчав, спросил он.

– Да. – Она села и стала отыскивать в постели свою рубашку. – Матвей, не требуй от меня немедленного решения. Пойми, я должна как-то разобраться со своей жизнью, все обрушилось на меня разом, голова идет кругом…

– Да, понимаю.

– Мы завтра уедем с Сережей, ведь я ему обещала, он настроился.

– Конечно, Сереже надо пожить вдали от нас.

– Ну что… что… сердце мое… – Она несколько раз поцеловала его в глаза и в губы. – Ты не должен думать обо мне плохо. Дай мне время… мы скоро увидимся и тогда все обсудим. Матвей!.. Посмотри на меня, не отводи глаза, ты терзаешь мне сердце. Хорошенькое дело: ты, между прочим, не сказал мне ни слова, а я признаюсь тебе в любви, уговариваю, умоляю, ты хотя бы мог пощадить мое женское самолюбие.

Он обнял и нежно поцеловал ее, не так, как несколько минут назад:

– Тебе нужны слова? Ты сама прекрасно знаешь, что от меня ничего не зависит. Поезжай, не нервничай, я тебя очень, очень люблю, это все, что я могу тебе сказать. – Он потянул у нее из рук рубашку. – Куда ты торопишься? Не уходи пока. Не бойся, никто не проснется.