Половой рынок и половые отношения - [24]
Но регистрация эта произведена только в домах терпимости, и это обстоятельство нельзя упускать из виду, оно весьма важно в данном случае. Зарегистрирована убыль из домов терпимости, а убыль бывает всякая.
Если мы проследим «карьеру» одной проститутки, то увидим, что она начинает с высшего и кончает низшим, начинает с самого «шикарного» дома и, постепенно опускаясь, кончает «домом» самого низшего разряда, из которого уже выбывает или в могилу, или же на улицу, как совершенно потерявшая ценность. Такая карьера, почти без изменения, повторяется бесконечное число раз почти всеми, для всех только два выхода — или смерть, или инвалидность.
А так как в нашей табличке зарегистрированы проститутки всех домов и высшего и низшего разрядов, то очевидно, что прохождение проститутками всей «лестницы» их печальной карьеры на цифрах не могло отразиться. Зарегистрирован только конец карьеры, выход вообще из дома терпимости. А выход этот, мы видели, означает или смерть, или же полную инвалидность. Так что в предыдущие наши выводы придется внести одну только существенную поправку, именно на ряду с смертностью везде поставить и инвалидность. Процент смертности от этого, конечно, сильно понизится, так как значительная часть падет на инвалидность.
Но если брать во внимание положение проститутки, как оно есть, то мы не видим разницы между смертью и инвалидностью, — больше того, мы предпочитаем первую второй. Проститутка-инвалид — это то безобразное человекоподобное существо, неспособное даже вызвать жалости, которое мы изредка только видим на улице, так как за ней строго следят и не позволяют ей появляться в «чистых» кварталах. Она практикует среди нищих и сама нищенствует, — но и то, и другое ей не дает почти ничего: как проститутка она потеряла ценность, а как нищая — она вызывает отвращение и отталкивает от себя «доброхотных дателей». Ее съедают болезни, она умирает с голоду! Не лучше ли смерть, чем такая жизнь?
Что касается того, что приводимые нами цифры смертности даже и вместе с инвалидностью все же высоки по сравнению с такими же цифрами для других местностей, — то объясняется это чрезвычайно тяжелым положением проститутки во взятом нами городе, тем гнетом, которым ложатся на нее местные условия жизни.
Прежде всего, нигде так не беззащитна проститутка, как тут. Этому способствуют весьма многие условия, но главное — как это ни странно, — обилие денег в этом почти американском городе и соответственные этому требования публики, предъявляемые к дому терпимости в отношении обстановки, костюмов и пр.
На это производятся огромные затраты, — и эти-то затраты, главным образом, так быстро и приближают девушек к могиле или инвалидности. Публика, конечно, окупает все сделанные «домом» затраты и окупает с лихвой, но все выгоды падают на долю хозяйки и только хозяйки. А между тем, значительная часть затрат падает на долю девушек; все костюмы, привлекающие гостей и являющиеся, собственно говоря, своего рода орудиями производства, делаются за счет девушек, причем цена за них ставится двойная и даже тройная. Таким образом, за девушкой сразу же образуется значительный долг, который служит в руках хозяйки весьма сильным орудием против девушки. Напоминанием об этом долге хозяйка подгоняет ее более интенсивно «работать», т. е. спаивать гостей, исполнять все их прихоти, часто противоестественные и пр. Спаивая гостя, девушка и сама напивается, чтобы как можно больше уничтожить напитков, что опять-таки требуется выгодами хозяйки! Уже одно это ежедневное истребление напитков в ужасных количествах не может не расшатать здоровья. А к этому прямо принуждают девушек всякими средствами, не исключая побоев, запирания в холодный сырой подвал и пр. Прибавьте к этому профессиональные болезни и ужасная цифра смертности почти в годы юности не покажется высокой. Удивительно еще, как человек может выдержать те 4–9 лет (от 16 до 20–25 л.), которые значатся по нашей табличке. Ежедневное отравление сильными дозами алкоголя, профессиональные болезни, порок, как ежедневная работа, побои, истязания, — разве всего этого мало, чтобы убить человека даже в один год?
Постоянные посетители домов рассказывали нам во время наших исследований по этому предмету, что девушки прямо умирали на их глазах.
— При нас поступают и через год-два умирают.
Ужасная жатва смерти! И от этой страшной жницы нет возможности избавиться. Большие средства, которыми обладают хозяйки домов, делают борьбу девушек с хозяйкой невозможной, даже если бы она и захотела освободиться от кабалы. С такими протестантками обыкновенно не церемонятся. Нам, например, известен случай, когда «провинившуюся» девушку содержательница заперла в темный подвал и продержала там семь суток на хлебе и воде. Делается это, разумеется, для острастки, чтобы не было повадно другим. В этих же видах дисциплина в «домах» весьма строгая и жестокая. Обыкновенно муж или сожитель хозяйки имеет у себя плеть, которой и «наказывает» девушек за малейшую «провинность». Наказание производится по голому телу, до кровавых рубцов. Кроме того, «новенькая» находится под строгим надзором, ее никуда не выпускают, не позволяют ни писать, ни получать писем, даже разговоры ее с посторонними строго контролируются. Под таким надзором «новенькая» содержится до тех пор, пока окончательно не примирится с своим положением; а это достигается постоянным и систематическим одурманиванием спиртными напитками и исключительной замкнутостью интересов, строго ограниченных окружающей средой. Запертая в стенах дома, окруженная исключительно обитательницами его, подавленная жестокой дисциплиной — девушка поневоле начинает входить в интересы окружающей среды, ее начинает интересовать успех или неуспех товарок, фаворизм у хозяйки, победы над конкуренткой и пр. На языке содержательниц это называется «вошла во вкус», а на обыкновенном языке это значит, что девушка нравственно умерла, все человеческое в ней погибло, она специализировалась в обитательницу «дома». С этого момента надзор за ней ослабляется, но он уже и не нужен. Она и без надзора уже не пойдет никуда, разве в другой такой же дом. Победа над человеческой душой дается тем более легко, что большинство попадают в эту ужасную обстановку в юных летах, некоторые с 14–15 лет, а в 16-ть очень часто, т. е. как раз в том возрасте, когда девушка только формируется, когда у нее еще нет ни определенных наклонностей, ни вкусов, когда она представляет из себя материал, который весьма легко втиснуть в любую форму. А если принять во внимание, что содержателям и содержательницам в этом отношении не ставится никаких препятствий никем, то и понятно будет, что вырваться из притона не так-то легко. А что препятствий не ставится, в этом, к сожалению, не приходится сомневаться. Уже одно то, что в «домах», подлежащих официальной регистрации, годами живут 15–16 и 17-ти летние девицы, т. е. несовершеннолетние, юридически неправоспособные, доказывает, что те, кому ведать надлежит, к интересам содержателей домов относятся довольно бережно. Иначе ведь во всяком таком случае были бы возбуждаемы уголовные преследования, а несовершеннолетние девицы отправлялись бы на родину, к родителям или опекунам, без воли которых, по закону, они не могут распорядиться собой. Однако, таких преследований не возбуждается, следовательно, «надзор» склонен скорее помочь содержателю, чем преследовать его.
