Половодье. Книга вторая - [17]

Днем в домике было тихо. Чтобы не мешать квартиранту, хозяйка ходила бесшумно. А по вечерам ее сын Алеша приводил товарищей. Если Рязанов оказывался дома, они говорили вполголоса и вскоре расходились. А в его отсутствие о чем-то горячо спорили и пели песни.

Около двух часов у палисадника остановилась пролетка. На ходу одевая пальто, Рязанов бросил:

— Матрена Ивановна, я ухожу.

— С богом, Геннадий Евгеньевич, с богом! — донесся с кухни ласковый голос хозяйки.

Несмотря на теплынь, Михайлов кутался в воротник поношенного касторового пальто. Кожаный картуз надвинут на брови. Во всем его облике было что-то театральное. Да, именно так выглядят злодеи и заговорщики на подмостках плохоньких театров. Не достает только кинжала или пистолета. Впрочем, Михайлов мог прихватить в эту поездку и оружие.

Рязанов знал, что Павел Михайлов хорошо известен в Омске, и к тому же контрразведка могла установить за ним слежку. Но, маскируясь, Михайлов потерял чувство меры.

— Павел Яковлевич, вам лучше опустить воротник, — шепотом, чтобы не услышал извозчик, сказал Рязанов, устраиваясь на пролетке.

Когда они по жидкой грязи окраин выехали за город, Михайлов кивнул в сторону синевшей впереди рощи.

— Роковое место. Здесь началось, — задумчиво проговорил он.

Геннадий Евгеньевич догадался, что имеет в виду Михайлов. В Загородной роще 23 сентября прошлого года был зверски убит один из министров Омского правительства эсер Александр Новоселов. Он пал первой жертвой борьбы за военную диктатуру. Руку убийц направлял все тот же Ванька-Каин — однофамилец Павла Михайлова.

Как только пошли первые березки, седоки отпустили извозчика, а сами зашагали обочиной дороги по бурой прелой листве. В роще пахло грибами, ветерок наносил кизячный дым.

На поляне увидели коренастого мужчину лет сорока с кучерявой бородкой и веселыми глазами. Он раскладывал мокрое прошлогоднее сено на вешалах из жердей. Заметив людей, мужчина с размаху воткнул деревянные вилы в копну, отряхнул ватник.

— Здравствуйте, любезный! — обратился к нему Михайлов.

— Здравия желаю, Павел Яковлевич, — живо ответил мужчина. — Я вас давненько поджидаю. А мальчонку своего по дорожке на пасеку послал. Пусть там поглядывает.

— Это объездчик, о котором я рассказывал вам, — представил мужчину Михайлов. — Гость еще не явился?

— Нет.

— Тогда покажите нам с приятелем…

Михайлов не договорил. Ему до сих пор тяжело было вспоминать случившееся. Он понуро повернулся и пошел следом за объездчиком.

— Здесь, — остановился на аллее, неподалеку от глубокого оврага, объездчик. — Я смотрел за ними вон из-за тех березок, Их было трое. Новоселов в штатском и два офицера. Они прогуливались и мирно разговаривали. Затем один из офицеров отстал на шаг и выстрелил Новоселову в затылок.

— Подпоручик Семенченко, — уточнил Михайлов. — Затем офицеры сбросили Новоселова в этот ров и там добили. Так погиб Александр Ефремович, сделавший многое для нашей партии. Во времена Советов он вел большую подпольную работу против большевиков, а с июня отдавал все свои силы укреплению новой власти. Его убийцы скрылись. Впрочем, их никто и не искал… Через месяц был задушен и брошен в Иртыш Борис Николаевич Моисеенко. И еще через два месяца — декабрьский расстрел членов учредительного собрания. Фомин очень сожалел и гневно говорил об убийстве Новоселова. Но и его постигла та же участь.

— Погибли лучшие люди, — сказал Рязанов, глядя себе под ноги.

— И, глумясь над своими жертвами, Ванька-Каин заявил, что он считает события восемнадцатого года неизбежными, что власть должна быть достаточно сильной, чтобы принудить непонимающих…

Штабс-капитан появился неожиданно со стороны Иртыша. В новой шинели, чистого, выбритого, его трудно было узнать.

— Простите, несколько запоздал, — деловито произнес он, об руку здороваясь с Михайловым.

Объездчик вывел их на поляну, где только что сушил сено, а сам направился на дорогу. Заговорщики во всем могли на него положиться. Он был членом их партии и умел молчать.

— Я с утра путал следы, — сказал штабс-капитан. — Еще тогда в ресторане я почувствовал что-то неладное, когда подсел ко мне мальчишка-прапорщик. Вначале от души наговорил ему кучу любезностей, но спохватился и отрекомендовался под чужой фамилией. А вечером пристукнул одного типа. У вас, однако, слишком внимательно встречают приезжих фронтовиков.

— Не будем терять времени, — поторопил Михайлов. — Рассказывайте, с чем пожаловали.

— Мы считаем, что необходим переворот, — убежденно начал штабс-капитан. — Ликвидация диктатуры и созыв учредительного собрания. Диктатура изжила себя. Опыт не удался.

— На какие войска вы рассчитываете?

— Вся Сибирская армия и, в первую очередь, корпус Анатолия Пепеляева. Генерал Пепеляев придерживается несколько иных взглядов, чем его брат. Он против единоличной диктатуры.

— А Гайда? — с интересом спросил Рязанов.

— Гайда честолюбив. Когда я намекнул ему, что он мог бы возглавить переворот, Гайда ответил, правда: «Поймытэ, я нэ корсыканэц, я нэ русский». Но это еще ничего не значит. Как только его отношения с Колчаком зайдут в тупик, он ухватится за предложенное диктаторство.