Половодье. Книга первая - [43]
Так думал Петруха, пока ему глаз на жизнь не открыли. А когда пригляделся ко всему, посмеялся над думами прежними. Понял Горбань, что мужик никогда не был сам по себе. Не от одной силы, ума да удали зависело крестьянское счастье. Нет! Жил Петруха в далеком Покровском, а его судьба в Питере решалась, в губернии, в уезде, в волости. Богатые, смекалистые люди решали ее, и не так, как Петрухе хотелось, а как им выгоднее. Много разного начальства думало о том, что сделать, чтобы Горбань так и ходил всю жизнь в голодранцах. Вот тут и попробуй встать на ноги!
Годы службы на флоте ожесточили Горбаня. Безответному деревенскому парню пришлось снести немало обид. Впрочем, большинство их уже забылось. В памяти осталось только холеное с тонкими, брезгливо передернутыми губами лицо. Тяжелым кошмаром преследовало оно Петруху. Как ни старался он, а не мог угодить офицеру. И однажды… Нет, это пришло не сразу. Злоба копилась в сердце долго. А потом этот случай на батарейной палубе… И все решилось само собой.
Мичман несколько раз наотмашь ударил Петруху. Ни за что, по привычке. Так было всегда.
Ночью Петруха выскользнул из кубрика. Ревело море. Холодом обжигала броня. А под бушлатом нож. И где-то рядом вахтенный начальник. Он должен появиться здесь сейчас, сию минуту…
Но обидчика опередил старый машинист. Он следил за Петрухой.
— Эх, ты! — укоризненно проговорил машинист. — На что отчаялся! Ну, убил бы ты одного мучителя, а что в том проку? Себя бы под смертную казнь подвел, да еще кое-кого за собой потянул.
— Но так же нельзя жить! — сквозь хлынувшие вдруг слезы ответил Петруха.
— Верно. Нельзя, — согласился машинист.
— А что делать? Что?
— Пойдем, браток. Я тебя научу. — И старый моряк увел Петруху в кубрик.
Они проговорили всю ночь. Тогда впервые узнал Петруха о Ленине.
Служил Горбань на Балтике. Там и первую революционную закалку получил. Матросы свели его с людьми из «Главного коллектива Кронштадтской военной организации». С поручениями «Коллектива» не раз ездил в Петроградский комитет партии.
Большевиком встретил падение самодержавия. А победил Октябрь — уехал Петруха в Сибирь, советскую власть устанавливать.
Вот и вся его жизнь, если не считать двух кронштадтских арестов в шестнадцатом году да побега в Покровском в восемнадцатом. А схваток с врагом было много. Всех и не упомнить.
В вечерних сумерках Петруха сограми пробрался на елань, к Завгородним. Сели втроем под копною свежего, душистого сена. Посмеялся кустарь над Яковом, как тот опасливо по сторонам озирался:
— Теперь, хоть и выследили, не возьмут. В бору от кого хочешь уйду. А тебе, Яша, чем вот так оглядываться, лучше бы к нам, на заимку. Думаем отряд собрать. Да и Роману стоит подумать. Завгородние у новой власти не в почете. Тебя чего Марышкин-то вызывал?
— Кто его поймет! — заметил Роман, задумчиво глядя в синюю мглу. — Арестовать обещал.
— За что?
— За драку с объездчиками. Будто вы меня на это послали, кустари.
— Так, — Петруха откинулся на мягкое сено, утонул в копне. — Хорошо-то как, братва! Соскучился я по крестьянской работе. Четыре года с лишним на флоте был. Потом уж зимой приехал, больше в Галчихе пропадал. А теперь вот — сами видите мое положенье. Покосить бы, кости поразмять. Добре косил когда-то! Любил передовым идти. Далеко обгоню тятю! А он аж из себя выходит: серчал, что угнаться не может.
— Послушай, Петро! — склонивши голову набок, медленно проговорил Яков. — Вот ты скитаешься с хлопцами! Прячешься. А какая в том польза? Прок-то какой?
Петруха засмеялся, присел на корточки и, с хитрецой сощурив глаза, сказал:
— Ты думаешь, все кончено? Так и усидит в Омске Временное правительство? А? Потому оно и называется временным, что скоро прогоним его. Только пятки замелькают. А бело-зеленым флагом зад вытрем.
— Силу для этого надо, — произнес Роман. — Разговорами власть не проймешь.
— Силу? А мы-то кто? Не сила разве? Из одного нашего села добрый полк наберется. Только кого мы защищать будем: себя или временных правителей? Я маракую, что себя. Вот вы пашете, сеете, сено косите, хлеб убираете. Хозяевами считаетесь. А какие вы хозяева, когда главного-то и нет у вас. Земли нет. Вы арендаторы. Раньше у царя брали землю в аренду, теперь — у омских буржуев. А с чужого коня — среди грязи долой. Возьми бор, к примеру. Чей он? Твой? Мой? Нет! Был Миколкин. Царя прогнали, а что переменилось? Пока Советы правили, пользовались крестьяне бором. А теперь приказ пришел: не трогать ни одного сучка. И слух есть, что хочет новая власть вернуть Касмалинский бор царской фамилии. Вот оно что, братва!
— Ладно. Верю тебе, Петро, — согласился Яков. — При Советах декрет был о земле, чтобы справедливо поделить ее между хозяйствами. Правильный декрет. Все мужики хвалят его, а почему никто, кроме вас, кустарей, не пошел в защиту Советов?
— А ты разве против?
— Нет. Советская власть мне ничего плохого не сделала.
— А хорошего сделать не успела. Думали мы уже нынче с переделом земли покончить, подати урезать, да контра помешала. Что белые, что чехи. Всякой твари по паре, а набралась большая силища. Не просто свернуть ей шею. А свернем!
В суровом борении с природой, в напряженном труде родился волевой и мужественный характер, которому по плечу большие свершения. Сегодняшние сибиряки унаследовали его от смелых первопроходцев, поселившихся здесь в XVII веке и утверждавших в Сибири могущество государства Российского. Сибирская вольница уже тогда вела непримиримые классовые бои с хищниками-воеводами. Эти битвы завершились в конце столетия знаменитым Красноярским бунтом. В своей социальной борьбе русские казаки шли рука об руку с простыми инородцами — исконными жителями Приенисейского края.Об истоках сибирского характера, о возникновении дружбы между служилыми людьми и аборигенами Сибири рассказывается в романе «Дикая кровь» Анатолия Чмыхало.
Действие романа происходит на юге енисейской Сибири после гражданской войны. В центре внимания писателя трагическая судьба вольнолюбивого казака, вступившего в конфликт с советской властью. Насильно вырванный из родного гнезда, потерявший все, что ему было дорого, загнанный в тупик, Иван Соловьев не находит иного выхода, как уйти в тайгу и создать отряд из таких же, как сам, бедняков.Достоверное изображение событий, острое, динамичное развитие сюжета, таинственность, которой окутана любовная интрига, сочность языка — все это составляет отличительные черты творческой манеры автора.Издание романа приуроченно к 70-летию известного писателя.
В 1932 году в хакасской тайге объявляется банда «князя» Турки Кобелькова. Все попытки перехватить банду заканчиваются ничем: при малейшей угрозе бандиты бесследно исчезают, растворяясь в лесах. В областное управление ГПУ неожиданно приходит загадочное сообщение: помощник атамана Турки по прозвищу «Леший» пытается установить контакт с чекистами. Кто же он, «Леший»? Раскаявшийся бандит или чекист, каким-то образом попавший в банду?По мотивам повести был снят фильм «Не ставьте Лешему капканы», ставший одним из лидеров советского кинопроката в 1981 году.
Писатель, так или иначе, присутствует в своем произведении - его понимание жизни, убеждения, идеи, симпатии поступают в самой повествовательной ткани. Но с особенной открытостью они звучат в произведении автобиографического плана. Для Анатолия Чмыхало это "Три весны" - роман о его поколении, о его юности, о войне, через которую она прошла, о послевоенном вступлении в жизнь. Три весны - три жизненных этапа: 1941 - когда все еще было впереди, 1943 - когда наступила пора зрелости, 1945 - когда заново начиналась жизнь.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Михаил Михайлович Пришвин (1873-1954) - русский писатель и публицист, по словам современников, соединивший человека и природу простой сердечной мыслью. В своих путешествиях по Русскому Северу Пришвин знакомился с бытом и речью северян, записывал сказы, передавая их в своеобразной форме путевых очерков. О начале своего писательства Пришвин вспоминает так: "Поездка всего на один месяц в Олонецкую губернию, я написал просто виденное - и вышла книга "В краю непуганых птиц", за которую меня настоящие ученые произвели в этнографы, не представляя даже себе всю глубину моего невежества в этой науке".
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Короткий рассказ от автора «Зеркала для героя». Рассказ из жизни заводской спортивной команды велосипедных гонщиков. Важный разговор накануне городской командной гонки, семейная жизнь, мешающая спорту. Самый молодой член команды, но в то же время капитан маленького и дружного коллектива решает выиграть, несмотря на то, что дома у них бранятся жены, не пускают после сегодняшнего поражения тренироваться, а соседи подзуживают и что надо огород копать, и дочку в пионерский лагерь везти, и надо у домны стоять.
Эмоциональный настрой лирики Мандельштама преисполнен тем, что критики называли «душевной неуютностью». И акцентированная простота повседневных мелочей, из которых он выстраивал свою поэтическую реальность, лишь подчеркивает тоску и беспокойство незаурядного человека, которому выпало на долю жить в «перевернутом мире». В это издание вошли как хорошо знакомые, так и менее известные широкому кругу читателей стихи русского поэта. Оно включает прижизненные поэтические сборники автора («Камень», «Tristia», «Стихи 1921–1925»), стихи 1930–1937 годов, объединенные хронологически, а также стихотворения, не вошедшие в собрания. Помимо стихотворений, в книгу вошли автобиографическая проза и статьи: «Шум времени», «Путешествие в Армению», «Письмо о русской поэзии», «Литературная Москва» и др.
«Это старая история, которая вечно… Впрочем, я должен оговориться: она не только может быть „вечно… новою“, но и не может – я глубоко убежден в этом – даже повториться в наше время…».