Половодье. Книга первая - [29]
Роман понял, что не уйдет сейчас от Морьки, не сможет уйти.
По двум приметам покровчане догадались, что у Степана Перфильевича важный гость. В полдень купеческий сын Володька водил лошадей на водопой, и мужики с Гривы видели под ним доброго вороного коня со звездой на лбу, какого у Поминовых не было. А что гость приезжий и с большим достатком, определили по казачьему седлу красной кожи. Таких седел с высокой и по особому выгнутой задней лукой в селе не найдешь.
Второй, не менее верной, приметой служил визит, нанесенный лавочнику отцом Василием. В будничные дни поп не переступал порога Степана Перфильевича. Купец был прижимист на угощение, особо на водку. И если уж отец Василий изменил своему обычаю, то только потому, что наверняка знал о предстоящей гулянке. Прошагал он через площадь важно. Помолился в сторону лавки и осторожно постучался в калитку купеческого двора. Пуще дьявола боялся поп коварных поминовских псов.
— Учуял, паря, где пирогами пахнет, — заметил по этому поводу находившийся на пожарной каланче дед Гузырь. Сверху ему было видно, как с поклоном провела попа по двору Агафья Марковна. Хоть и сукин сын батюшка, а за столом ему первое место.
Но наблюдать дальше деду не пришлось: забила икота. Спустился к бочке с водой. До того бьет подлая, что нутро выворачивает наизнанку и уши глохнут.
Впрочем, при всей своей зоркости Гузырь и не смог бы увидеть того, что происходило в доме, за кружевными занавесками на окнах. А если так, то и мучить себя нет смысла. Чего глазеть на пустой двор?
Гостем у Поминовых оказался начальник галчихинской милиции Марышкин — щеголеватый мужчина лет сорока пяти, с бритой головой и загнутым, как у совы, носом. Одет он был в новенький зеленый френч, туго перетянутый портупеей, в галифе с малиновой окантовкой. Марышкин сидел за столом вместе со Степаном Перфильевичем и Володькой, раскрасневшийся, потный.
«Рожа, будто огонь, хоть онучи суши», — подумал о нем отец Василий, осеняя крестом застолье.
— Милости просим, батюшка, — пригласил хозяин.
— Спаси, господи, люди твоя и благослови достояние твое, — пробубнил поп, садясь под образа.
Степан Перфильевич подал ему полный стакан вишневой настойки. Налил с расчетом поскорее свалить с ног отца Василия, пока тот не хватил закуски. Проморгаешь сразу — потом не укатать батюшку: все выдует и еще попросит.
— Истинно говорится в писании: не упивайтесь вином, в нем же есть блуд, — сказал поп, кивнув головой в сторону стоявшей поодаль Агафьи Марковны. Могучая его грива вздыбилась при этом и рассыпалась по плечам. — А из-за жены блудной обнищевают до куска хлеба. Замужняя же жена уловляет дорогую душу.
Марышкин с завистью посмотрел на шевелюру батюшки. Начальнику милиции явно не доставало какой-то, самой незначительной, части поповских волос.
— Э-э-э… Сибирское временное правительство строго карает тех, кто избегает службы в его войске, — проговорил Марышкин, обращаясь к попу.
— Так и надо! — воскликнул хозяин. — Без строгостей в таком деле никак нельзя.
— Властям невозможно поспеть повсюду, если общество не окажет надлежащей помощи, — продолжал Марышкин. — А посему…
— Поможем! — Степан Перфильевич решительно взмахнул кулаком.
— А посему мы повсеместно обращаемся к служителям церкви, — сказал начальник милиции, откинувшись назад, и покровительственно взглянул на батюшку. — Вот именно!
— Господь милостив! — отец Василий, отправив в себя второй стакан вишневки, вытер усы уголком белоснежной скатерти. Агафья Марковна недовольно поморщилась и подала ему рушник.
— Э-э-э… На одну божью милость мы рассчитывать не можем. Вот если бы вы сочинили и прочитали своей пастве проповедь на эту сугубо важную тему.
— О христолюбивом воинстве? — осведомился поп.
— Какое там воинство! О дезертирах, чтобы мужики помогали находить их и вылавливать. Только в одной нашей волости мы имеем сотни дезертиров, скрывающихся в бору и по заимкам.
— Бог им — судья праведный, супостатам! — торжественно проговорил отец Василий, подумав прежде о последствиях такой проповеди. Хорошо Марышкину, коли он с ног до головы в оружии. Сам пьянствует, а милиционеры за купеческим домом, небось, во все глаза глядят. Батюшка видел, как верховые на постой становились в окрестных дворах. И то ерзает за столом, норовит сидеть спиною к простенку!
А попу где искать защиту? Беглые-то больше к родному гнезду жмутся. У каждого в селе родня. И напроповедуешь на свою голову. Когда в январе отец Василий по забывчивости возгласил многолетие царствующему дому, Петруха Горбань пообещал поломать челюсти батюшке. И поломал бы, не считаясь с саном духовным. Покаяние спасло. Дал отец Василий слово не упоминать в молитвах никого, кроме апостолов да великомученников. Пришлось нажимать больше на деяния святого Иакова и мученика Георгия нового, пострадавшего от безбожного царя Селима Турского.
Много перемен произошло в жизни села с тех пор, как, свергнув Николая-самодержца, замитинговала шалая от революции Россия. Для других эти перемены, может, и не заметны, а батюшка видит их и знает им цену. Не тот стал мужик, ожесточился против порядка. Не возьмешь его проповедью. Крепкая рука нужна, чтоб обуздать мужика, привести к повиновению. А пока нет руки, нечего играть с огнем. Может, отцу Василию больше, чем купцу Поминову, ненавистна проклятая революция, только батюшка не дурак, знает, что всему свое время под солнцем. Вот когда он почувствует прочную опору под ногами, тогда и покажет себя. И Петрухины слова насчет челюсти непременно припомнит.
В суровом борении с природой, в напряженном труде родился волевой и мужественный характер, которому по плечу большие свершения. Сегодняшние сибиряки унаследовали его от смелых первопроходцев, поселившихся здесь в XVII веке и утверждавших в Сибири могущество государства Российского. Сибирская вольница уже тогда вела непримиримые классовые бои с хищниками-воеводами. Эти битвы завершились в конце столетия знаменитым Красноярским бунтом. В своей социальной борьбе русские казаки шли рука об руку с простыми инородцами — исконными жителями Приенисейского края.Об истоках сибирского характера, о возникновении дружбы между служилыми людьми и аборигенами Сибири рассказывается в романе «Дикая кровь» Анатолия Чмыхало.
Действие романа происходит на юге енисейской Сибири после гражданской войны. В центре внимания писателя трагическая судьба вольнолюбивого казака, вступившего в конфликт с советской властью. Насильно вырванный из родного гнезда, потерявший все, что ему было дорого, загнанный в тупик, Иван Соловьев не находит иного выхода, как уйти в тайгу и создать отряд из таких же, как сам, бедняков.Достоверное изображение событий, острое, динамичное развитие сюжета, таинственность, которой окутана любовная интрига, сочность языка — все это составляет отличительные черты творческой манеры автора.Издание романа приуроченно к 70-летию известного писателя.
В 1932 году в хакасской тайге объявляется банда «князя» Турки Кобелькова. Все попытки перехватить банду заканчиваются ничем: при малейшей угрозе бандиты бесследно исчезают, растворяясь в лесах. В областное управление ГПУ неожиданно приходит загадочное сообщение: помощник атамана Турки по прозвищу «Леший» пытается установить контакт с чекистами. Кто же он, «Леший»? Раскаявшийся бандит или чекист, каким-то образом попавший в банду?По мотивам повести был снят фильм «Не ставьте Лешему капканы», ставший одним из лидеров советского кинопроката в 1981 году.
Писатель, так или иначе, присутствует в своем произведении - его понимание жизни, убеждения, идеи, симпатии поступают в самой повествовательной ткани. Но с особенной открытостью они звучат в произведении автобиографического плана. Для Анатолия Чмыхало это "Три весны" - роман о его поколении, о его юности, о войне, через которую она прошла, о послевоенном вступлении в жизнь. Три весны - три жизненных этапа: 1941 - когда все еще было впереди, 1943 - когда наступила пора зрелости, 1945 - когда заново начиналась жизнь.
Короткий рассказ от автора «Зеркала для героя». Рассказ из жизни заводской спортивной команды велосипедных гонщиков. Важный разговор накануне городской командной гонки, семейная жизнь, мешающая спорту. Самый молодой член команды, но в то же время капитан маленького и дружного коллектива решает выиграть, несмотря на то, что дома у них бранятся жены, не пускают после сегодняшнего поражения тренироваться, а соседи подзуживают и что надо огород копать, и дочку в пионерский лагерь везти, и надо у домны стоять.
Эмоциональный настрой лирики Мандельштама преисполнен тем, что критики называли «душевной неуютностью». И акцентированная простота повседневных мелочей, из которых он выстраивал свою поэтическую реальность, лишь подчеркивает тоску и беспокойство незаурядного человека, которому выпало на долю жить в «перевернутом мире». В это издание вошли как хорошо знакомые, так и менее известные широкому кругу читателей стихи русского поэта. Оно включает прижизненные поэтические сборники автора («Камень», «Tristia», «Стихи 1921–1925»), стихи 1930–1937 годов, объединенные хронологически, а также стихотворения, не вошедшие в собрания. Помимо стихотворений, в книгу вошли автобиографическая проза и статьи: «Шум времени», «Путешествие в Армению», «Письмо о русской поэзии», «Литературная Москва» и др.
«Это старая история, которая вечно… Впрочем, я должен оговориться: она не только может быть „вечно… новою“, но и не может – я глубоко убежден в этом – даже повториться в наше время…».
«Мы подходили к Новороссийску. Громоздились невысокие, лесистые горы; море было спокойное, а из воды, неподалеку от мола, торчали мачты потопленного командами Черноморского флота. Влево, под горою, белели дачи Геленджика…».
Из книги: Алексей Толстой «Собрание сочинений в 10 томах. Том 4» (Москва: Государственное издательство художественной литературы, 1958 г.)Комментарии Ю. Крестинского.
Немирович-Данченко Василий Иванович — известный писатель, сын малоросса и армянки. Родился в 1848 г.; детство провел в походной обстановке в Дагестане и Грузии; учился в Александровском кадетском корпусе в Москве. В конце 1860-х и начале 1870-х годов жил на побережье Белого моря и Ледовитого океана, которое описал в ряде талантливых очерков, появившихся в «Отечественных Записках» и «Вестнике Европы» и вышедших затем отдельными изданиями («За Северным полярным кругом», «Беломоры и Соловки», «У океана», «Лапландия и лапландцы», «На просторе»)