Полоцкая война - [8]
Ошарашенные ливонцы, оказавшись внезапно перед угрозой войны, понадеялись на хитроумие своих дипломатов и поддержку со стороны Священной Римской империи и решили схитрить, оттянув момент расплаты на неопределенный срок. Хитрость эта вышла им боком – когда ливонские послы в очередной раз явились в Москву в конце 1557 г. и не привезли дань, разъяренный Иван Грозный приказал отослать «безделных послов» некормлеными восвояси. Вдогон за ними он отправил приказ своим войскам начать вторжение в Ливонию. Царское слово с делом не расходится, и если обещал царь сам явиться за данью, то так тому и быть.
Но почему Иван взорвался именно в декабре 1557 г., хотя история с невыплатой дани тянулась уже несколько лет и каждый раз Москва как будто входила в положение ливонцев и соглашалась отсрочить срок ее выплаты? Осмелимся предположить, что здесь нужно искать литовский след.
Его история началась еще в 1526 г., когда новоиспеченный прусский герцог Альбрехт Гогенцоллерн, незадолго до этого «приватизировавший» владения Немецкого ордена в Пруссии и присягнувший на верность Сигизмунду I Старому, предложил ему «инкорпорировать» по прусскому сценарию еще и Ливонию. Идея королю понравилась, благо у Сигизмунда были основания для вмешательства в ливонские дела. Еще в 1366 г. император Священной Римской империи Карл IV включил польского короля Казимира Великого в число «протекторов» Рижского архиепископства.
Правда, переход от слов к делу оказался надолго отложен. Лишь в 1552 г. Альбрехт и сын Сигизмунда Старого Сигизмунд II вернулись к обсуждению этой идеи. Очевидно, что возобновление взаимного интереса двух высоких договаривающихся сторон к этой проблеме в 1552 г. произошло неспроста, и поводом к тому послужило обострение отношений между Москвой и Ливонией. К тому же в Вильно (как и в Ливонии) крайне негативно была воспринята попытка Москвы завязать отношения с Веной на предмет создания анти-османской коалиции (знаменитая миссия Г. Шлитте). «Инкорпорация» Ливонии могла не только принести последнему Ягеллону ощутимые материальные и финансовые выгоды, но и создать его «брату» Ивану дополнительные проблемы за счет закрытия для русских тамошнего «супермаркета».
А далее события стали разворачиваться со всевозрастающей скоростью. Спровоцировав в 1556 г. в Ливонии так называемую «войну коадъюторов»>56, Сигизмунд II вмешался в конфликт, навязав в сентябре 1557 г. магистру Ливонского ордена В. фон Фюрстенбергу Позвольские соглашения.
Часть из них затрагивали интересы Москвы. Первое из них – это союз, который заключался между Сигизмундом и орденом и которым предусматривались совместные действия сторон против общего врага, Московии (с оговоркой, что это соглашение должно было вступить в силу спустя двенадцать лет). Этот договор противоречил достигнутым в 1554 г. русско-ливонским договоренностям>57. Но была и еще одна, на первый взгляд незначительная, но весьма любопытная деталь. Фюрстенберг обещал Сигизмунду возместить затраты, которые понесла великокняжеская казна, готовясь к вторжению в Ливонию летом 1557 г.>58 Сумма, которую надлежало выплатить, была озвучена в сентябре 1557 г. на ландтаге в Риге – 60 тыс. талеров. Собрать ее должно было к началу 1558 г.>59 В рецессе ландтага сказано было, что часть собранной суммы должна была пойти на покрытие претензий Сигизмунда (если они будут), а остаток израсходовать на удовлетворение требований Московита.
Уверенные действия московских переговорщиков и реакция самого Ивана Грозного в конце 1557 г. позволяют предположить, что в Москве были осведомлены как относительно примерного содержания Позвольских соглашений, так и решений рижского ландтага. Но если Сигизмунд угрозой войны добился заключения нужного для себя соглашения, то почему бы этого не сделать Москве? А дальше логика событий очень скоро, в мае – июле 1558 г., привела к тому, что Иван наложил свою руку на Нарву и Дерптское епископство, сделав тем самым следующий шаг в разделе ливонского наследства.
Агрессивные действия Москвы вызвали взрыв возмущения в Вильно. Однако, убедившись в том, что его «брат», «инкорпорировав» в свои владения северо-восточную Ливонию, отнюдь не торопится прибирать к рукам остальные ее части, Сигизмунд затеял хитроумную интригу. Он вознамерился выставить Ивана Грозного агрессором и захватчиком, настроив против него европейское общественное мнение, при этом не торопясь с вмешательством в русско-ливонскую войну, с тем чтобы, демонстрируя на словах свою поддержку гибнущей «старой Ливонии», сквозь пальцы смотреть на то, как московиты вразумляют ливонцев. В итоге влияние «староливонской партии», желавшей сохранить независимость Ливонии, падало бы, а вот «младоливонцы», ориентировавшиеся на Сигизмунда, получали бы перевес. Однако при этом позиции «младоливонцев» в переговорах с Сигизмундом относительно условий «инкорпорации» были тем слабее, чем сильнее были бы удары Ивана Грозного по Ливонии, и неспешность действий польского короля только давала ему дополнительные козыри в руки. Случайно ли Иван Грозный обвинял Сигизмунда в том, что он привык брать города не в честном бою, но «искрадом», полагаясь на измену, а русский историк Г. Форстен писал, что «при всей своей женственности, при свойственной ему лени и умственной неповоротливости он (Сигизмунд. –
