Полный курс лекций по русской истории - [56]

Московское княжество до середины XV века

Начало Москвы.

Во второй половине XIII и начале XIV в. на северо-востоке Руси начинает возвышаться до сих пор незаметное княжество Московское. Прежде чем перейти к определению причин и хода возвышения этого княжества, скажем несколько слов об его главном городе ~ Москве. Начнем с первых известий о Москве и не будем касаться басен о начале Москвы, приведенных у Карамзина (т. II, примеч. 301). Первые упоминания о Москве мы встречаем в летописи не ранее XII в. В ней рассказывается, что в 1147 г. Юрий Долгорукий пригласил своего союзника, князя Святослава Ольговича Черниговского, на свидание в Москву, где они пировали (учинили «обед») и обменялись подарками. При этом не говорится, что Москва была «городом», так что можно подумать, что в 1147 г. она была селом, вотчиной князя. Это представляется вероятным тем более, что есть известие о построении Москвы-города в 1156 г. Известие это таково: «Того же лета (6664) князь великий Юрий Володимерич заложил град Москву на устниже Неглинны выше реки Аузы». Прямой смысл этих слов, действительно, говорит, что город Москва был основан на девять лет позже княжеского обеда в Москве-вотчине. Но этому не все верят: истолковать и объяснить последнее известие очень трудно. Во-первых, оно дошло до нас в позднем (XVI в.) летописном Тверском сборнике, автор которого имел обычаи изменять литературную форму своих более старых источников. Нельзя поэтому быть уверенным в том, что в данном случае составитель сборника не изменил первоначальной формы разбираемого известия; его редакция отличается большой обстоятельностью и точностью географических указаний, что намекает на ее позднее происхождение. Таким образом, уже общие свойства источника заставляют заподозрить доброкачественность его сообщений. Во-вторых, автор Тверской летописи, заявив об основании Москвы в 1156 г., сам же повествует о Москве ранее: он сокращает известие Ипатьевской летописи о свидании князей в Москве в 1147 г. и ничем не оговаривает возникающего противоречия, не объясняет, что следует разуметь под его Москвой 1147 г. Это прямо приводит к мысли, что автор в данном случае или сам плохо понимал свой разноречивый материал, или же в известии о построении города Москвы хотел сказать не совсем то, что можно прочесть у него по первому впечатлению. И в том, и в другом случае обязательна особенная осторожность при пользовании данным известием. В-третьих, наконец, сопоставление известия с текстом других летописей убеждает, что автор Тверского сборника заставил князя Юрия «заложить град Москву» в то время, когда этот князь окончательно перешел на юг и когда вся семья его уже переехала из Суздаля в Киев через Смоленск. По всем этим соображениям невозможно ни принять известия на веру целиком, ни внести в него какие-либо поправки.

Так, из двух наиболее ранних известий о Москве одно настолько неопределенно, что само по себе не доказывает существования города Москвы в 1147 г., а другое, хотя и очень определенно, но не может быть принято за доказательство того, что город Москва был основан в 1156 г. Поэтому трудно разделять тот взгляд, что время возникновения Москвы-города нам точно известно. Правильнее в этом деле опираться на иные свидетельства, с помощью которых можно достоверно указать существование Москвы только в семидесятых годах XII в. При описании событий, последовавших в Суздальской Руси за смертью Андрея Боголюбского, летописи впервые говорят о Москве, как о городе, и о «Москъвлянах», как его жителях. Ипатьевская летопись под 1176 г. (6684) рассказывает, что больной князь Михалко, направляясь с юга в Суздальскую Русь, был принесен на носилках «до Куцкова, рекше до Москвы»; там он узнал о приближении своего врага Ярополка и поспешил во Владимир «Из Москве» в сопровождении москвичей. «Москьвляне же, – продолжает летописец, – слышавше, оже идет на не Ярополк, и взвратишася вспять, блюдуче домов своих». В следующем 1177 г. (6685) летописец прямо называет Москву городом в рассказе о нападении Глеба Рязанского на князя Всеволода. «Глеб же на ту осень приеха на Москвь (в других списках: в Москву) и пожже город весь и села». Эти известия, не оставляя уже никаких сомнений в существовании города Москвы, в то же время дают один любопытный намек. В них еще не установлено однообразное наименование города: город называется то – «Москвь», то – «Кучково», то – «Москва»; не доказывает ли это, что летописцы имели дело с новым пунктом поселения, к имени которого их ухо еще не привыкло? Имея это в виду, возможно и не связывать возникновение Москвы непременно с именем князя Юрия. Легенды о начале Москвы, собранные Карамзиным, не уничтожают такой возможности, – их нельзя эксплуатировать, как исторический материал для изучения событий XII в.

Так, оставаясь в пределах летописных данных, мы приходим к мысли о том, что факт основания Москвы-города в первой половине или даже середине XII в. не может считаться прочно установленным. С другой стороны, и торговое значение Москвы в первую пору ее существования не выясняется текстом летописей. Если вдуматься в известие летописей о Москве до половины XIII в. (даже и позже), то ясна становится не торговая, а погранично-военная роль Москвы. Нет сомнения, что Москва была самым южным укрепленным пунктом Суздальско-Владимирского княжества. С юга, из Черниговского княжества, дорога во Владимир шла через Москву, и именно Москва была первым городом, который встречали приходящие из юго-западной Руси в Суздальско-Владимирскую Русь. Когда, по смерти Боголюбского, князь Михалко Юрьевич и Ярополк Ростиславич пошли на север из Чернигова, – именно в Москве, на границах княжения Андрея Боголюбского встретили их ростовцы. Они звали Ярополка дальше, а Михалку, которого не желали пускать внутрь княжества, они указали: «Пожди мало на Москве». Ярополк отправился «к дружине Переяславлю», а Михалко, не слушая ростовцев, поехал во Владимир. Москва здесь рисуется, как перекресток, от которого можно было держать путь и в Ростов, на север, и во Владимир, на северо-восток. Внутренние пути Суздальской Руси сходились в Москве в один, шедший на юг, в Черниговскую землю. Через год Михалко, выбитый из Владимира, опять идет из Чернигова на север по зову владимирцев. Навстречу ему выходят и владимирцы, его друзья, и племянник Ярополк – его враг. Первые хотят его встретить и охранить, второй желает не допустить его в занятую Ростиславичами землю. При разных целях враги спешат в один и тот же пункт – в Москву. Очевидно, в данном случае встречать Михалка всего удобнее было на границе княжества, с какой бы целью его ни встречали. Когда, наконец, Михалко и брат его Всеволод укрепились прочно во Владимире, князь черниговский, Святослав Всеволодович, отправил к ним их жен, «приставя к ним сына своего Олга проводить е до Москве». Проводив княгинь, Олег вернулся «во свою волость в Лопасну». Здесь опять не требует доказательств пограничное положение Москвы: княгинь проводили до первого пункта владений их мужей. Все приведенные указания относятся к 1175-1176 гг. Не менее любопытен и позднейший факт. Князь Всеволод Юрьевич, затеяв в 1207 (6715) г. поход на юг, на Ольговичей («хочу поити к Чернигову», – говорит он), послал в Новгород, требуя, чтобы сын его Константин с войском пришел оттуда на соединение с ним; Константин послушался и «дождася отца на Москве». На Москву пришел и сам Всеволод и, соединясь там со своими сыновьями, «поиди с Москвы… и придоша до Окы», которая была тогда вне пределов Суздальского княжества. В этом случае Москва ясно представляется последним, самым южным городом во владениях Всеволода, откуда князь прямо вступает в чужую землю, во владения черниговских князей. Пограничное положение Москвы естественно должно было обратить ее на этот раз в сборное место дружин Всеволода, в операционный базис предпринятого похода.