Полнолуние - [3]

Баттерфляй, зябко кутаясь в заботливо наброшенное на ее многострадальные плечи благородным Мефодием небольшое клетчатое одеяло (а быть может огромный шерстяной носовой платок) отвернулась от прошлого, оказавшись, естественно, к нему гибкой изящной спиной, а к будущему, следовательно, не менее адекватным лицом, которое тут же стало печальным и невольно тоже обратилось к небесам. Мелодичный, чуть хрипловатый вой мадам Баттерфляй вплелся вторым голосом в первый, жалобный с подвизгиванием, издаваемый Аполлинарием. Мефодий извлек из заднего кармана большую пластиковую расческу, подарок по линии гуманитарной помощи от слаборазвитых народов севера, братьям из средней полосы материального достатка, и стал негромко аккомпанировать, ненавязчиво отбивая ритм левой задней ногой.

Раз-два-три! Раз-два-три...

А В ЭТО ВРЕМЯ в пампасах висела гнетущая тишина, хотя над пампасами светили почти те же самые звезды, но тем ни менее там в пампасах было тихо как в гробу!

Здесь же чарующие звуки извлекаемые из расчески и Аполлинария, а так же мадам Баттерфляй неслись по пустынной улице, залетали в безлюдные переулки и кружились на безмятежно дремлющих проплешинах площадей...

Зябнет зяблик в зыбком звуке,

Тьма по темечку стучит,

А поэт потеет в муке,

Страстно стонет и мычит!

- негромко и грустно прокомментировал общую картину небольшой толстый мужчина, обильно поросший густым неухоженным диким волосом, стараясь по возможности не нарушать очарования порожденного слаженностью душевных порывов, случайно зародившейся в ночи триады.

Аполлинарий Грызюк робко замер, оборвав крик души на самой высокой ноте и гулко ткнулся головой в дипломат уютно пристроенный на коленях. Мадам Баттерфляй тоже умолкла, лишь смахнула украдкой предательски набежавшую слезу.

А Мефодий доиграл таки песнь до конца и лишь потом обернул просветлевший лик к вновь прибывшему:

- Чего вылупился, семистопный?

- Я - местный гений, - скромно сказал толстяк, потупив взор, тем более, что так, в "сектор обстрела" попадали обнаженные колени мадам Баттерфляй, - на сексуально - поэтическом фронте. Я тоже пою... про себя. А стихи из меня так и прут! Вот например...

Семистопный вскинул руку и, не отрывая взгляда от колен мадам Баттерфляй, продекламировал:

Как Олоферн склоняю выю,

Ища покой в твоих коленях.

А ты в ответ: "Помой мол шею"...

С тех пор я ем одни пельмени!

- А колбасу не едите? - глухо, но с надеждой спросил Аполлинарий, не отрывая отяжелевшей головы от дипломата.

- Нет! Это противоречит моим эстетическим нормам.

- И это хорошо, - вздохнул Аполлинарий, - и это - правильно!

- Про колени - это вы здорово, - тревожно сказала мадам Баттерфляй, а вот про душу у вас что нибудь есть?

- Сколько душе угодно! - самоуверенно заявил Семистопный. - Вот хотя бы это...

Когда душа дышать устала,

А впереди лишь дождь и тьма

- Та залезай под одеяло

И согреши в объятиях сна!

- Ведь все равно тебе хана! - подытожил, всхлипывая Аполлинарий Грызюк, все еще не отрывая головы от дипломата.

- Не-а! - задорно откликнулся неунывающий Семистопный. - Ведь подовспрявши ото сна, ты вдруг поймешь - УЖЕ ВЕСНА!

- Осень, однако, пока на дворе, - миролюбиво проворчал Мефодий Угуев, ковыряя палочкой в костре. - Дуют студеные ветры, следом зима прикатит в декабре - лучшие песенки спеты!

- Отчасти вы конечно правы, - откликнулся Семистопный, - но!!!

Ты оглянись лишь на пройденный путь,

И хоть прикинь сколько мы напахали!

Трем поколениям все удобрять

Времени хватит едва ли!!!

- Эх вы, гуппии вуалехвостые! - заголосила вдруг в тоске мадам Баттерфляй. - Опять на нерест пошли! Неужели никто крохотной беззащитной перед силами природы дафнии не может поднести стаканчик ацидофилена или хотя бы аэрина паршивого?!!

- У меня только кефир, да и тот обезжиренный, - слабо откликнулся Аполлинарий Грызюк, - а стаканчиков и вовсе нет.

- Стаканчики есть у меня, - встрепенулся поэт, - лишь бы кефира на всех хватило.

- У меня этого кефира полно! Хоть залейся!!! - мрачно сказал Аполлинарий Грызюк. - Полный дипломат. Я его всегда с собой таскаю. Я теперь без этого кефира вообще жить не могу!

- Тогда наливай, - величаво скомандовал Мефодий Угуев, извлекая из-за пазухи надкушенный колбасный батон и четыре свежепросоленные банана. Пока луна такая полная...

- Эх-х-х-х!!! - разухабисто сказал Семистопный, вытер рукавом финского костюма алые уста и с чувством мажорно икнул:

Когда завод твой на исходе,

Не время думать о приплоде!

Налей стаканчик до краев.

Чу?! Слышишь песнь возникла вроде,

То очумевший от боев,

Твой организм уже поев,

Благую песнь при всем народе

Поет без всяких... холуев!

- Талант районного масштаба! - с тихой завистью сказал Аполлинарий Грызюк.

- Циклоп! - капризно фыркнула мадам Баттерфляй. - Он на мои коленки постоянно косится и облизывается при этом... Макропод сухопутный, хоть и тропический!

- Между первой и второй, - спокойно сказал Мефодий Угуев, - да этакой параболой!

- Уже-уже, - засуетился Аполлинарий Грызюк, - наливаю!

А В ЭТО ВРЕМЯ в пампасах стояла великая сушь! Но даже если бы и можно было принести с собой, то все равно выпить было не с кем!