Полнолуние - [81]

— А верно, Василий Никандрович, будто в Гималайских горах изловили снежного человека и везли в Москву в клетке, как Стеньку Разина? Но по дороге он вроде сбежал, поселился в лесу среди лосей и ездит на них верхом? И еще будто пишут, что американцы учат грамоте дельфинов. А один выискался очень умный и уже будто разговаривал с людьми… Подумать только, какие чудеса объявляются на свете!

Бородин и Рубцов переглянулись, поощрительно заулыбались: ну и пересмешник же Чоп! В то время газеты наперебой будоражили человеческие умы таинственным снежным человеком, каким-то водяным чудищем, живущим в глухом сибирском озере, разумными дельфинами и прочими подобными открытиями, словно это было главной проблемой времени.

Варвара ожидала, что присутствие высоких гостей будет для всех тягостным, но увидела компанию мирной, даже оживленной, и на сердце отлегло. И все же не могла успокоиться, зная, что Бородин зря не приедет, что ее приглашение, сделанное еще летом, о котором он почему-то только сейчас вспомнил, лишь предлог, зацепка.

Нюра слушала мужчин с улыбкой, подперев голову руками. Чоп косился на племянницу, боясь, как бы она не сболтнула чего-нибудь лишнего, даже палец приставил к губам: сиди помалкивай! Пожалуй, один Сайкин заметно волновался, поглядывая на Бородина тяжелым, пытающим взглядом. Он намеревался выведать косвенно о цели приезда гостей и заговорил с Рубцовым о трудностях почтового дела: как там, в райкоме, не помогут ли заполучить вездеход, сколько можно на лошадях, да еще вот в такую погоду?

— Учтем вашу просьбу, Филипп Артемович, — доброжелательно ответил Рубцов. — Только сейчас у нас поважнее дела, не до почты.

— А что такое? — Сайкин насторожился.

— Мясо, мясо, Филипп Артемович.

Услышав о мясе, Чоп крякнул: уж не к его ли борову подбираются гости?

— Надо городских жителей лучше снабжать, — разъяснил Рубцов.

— По этому поводу мы к тебе и пожаловали, Варвара, — вступил в разговор Бородин, и все разом смолкли, недоумевая, чем тут могла быть полезной Варвара. — Недавно побывал я в приветинском колхозе. Слыхала о таком?

— Как не слыхать! О нем все газеты пишут.

— Хотим тебя на выучку направить недельки на две к тамошним свинарям.

— А что учить?

— Механизацию на фермах.

— Что еще за штука? С чем ее едят?

— Как тебе лучше объяснить, Варвара…

— А как поводырь объяснял слепому, Василий Никандрович, — перебил Чоп и хитровато подмигнул. — Похвалился поводырь, что ел молоко. «А какое оно?» — спрашивает слепой. «Сладкое да белое». — «А что такое белое?» — «Как гусь». — «А что такое гусь?» Поводырь согнул руку костылем: «Вот такой». Слепой ощупал и понял, какое есть молоко.

Все засмеялись. У Сайкина и Чопа словно гора с плеч, они распрямились, повеселели, да и Варвара, хоть не взяла в толк, что к чему, оживилась и внимательно слушала Бородина, который расхваливал приветинские фермы. Вот таких бы побольше в районе!

— Наш колхоз тоже когда-то гремел на всю округу, — вздохнул Чоп. — Да и теперь люди хорошие не перевелись.

— Все от районного начальства зависит, — заметил многозначительно Сайкин, совсем успокоившись и напуская на лицо серьезность.

— Как это понять? — повернулся к нему Бородин.

— А так: передовым — машины, удобрения, промтовары. А нам — курячьи титьки да свиньи рожки.

— Ну это неверно.

— Чего уж там, Василий Никандрович, — вступился за Сайкина Чоп. — Частенько, частенько нас обходят. Поддержите, увидите: поднимемся как на дрожжах.

— Кабы свинье бычий рог да конские копыта, — буркнул Сайкин, но на его злую побасенку никто не обратил внимания. Беседа перешла на тему, которая своей значимостью оттеснила все другие разговоры, и каждый подтянулся, приосанился, стараясь блеснуть «государственным умом».

Вскоре гости распрощались и уехали. Но в доме Чопа еще долго бражничали, плясали, пели песни: к вечеру понашли родственники, многие со своим спиртным. На пороге они раскланивались, балагурили:

— Ехали мимо да завернули по дыму!

6

Позвонили из сельхозуправления: «В ближайшие дни ждите Глаголица. Попозже разъясним». Первые полдня Бородин сидел в кабинете как на иголках, но виду не подавал и с наивной улыбкой сообщал новость заходившим в кабинет райкомовцам. Во второй половине дня он уже с беспокойством поглядывал на телефон: приедет или не приедет? От давней московской встречи с Глаголиным остался неприятный осадок. «А что, собственно, нужно? — подумал Бородин. — Пусть Иван Дмитриевич увидит все, как есть, без прикрас, хорошее и плохое, пусть досконально узнает о наших болячках, выслушает людей и вынесет объективное суждение о делах районных».

— Такое событие, Василий Никандрович, а у вас вид кислый! — воскликнул Рубцов, входя в кабинет, веселый, довольный, в наглаженном полувоенном костюме из тонкой шерсти, который он надевал только по праздникам.

— А что же мне, песни распевать?

— Торжественности не чувствуется в райцентре, Василий Никандрович!

— Какой еще торжественности?

— А как же! Такое событие. Надо на всякий случай подготовить духовой оркестр.

— Жду повторного звонка из сельхозуправления.

Рубцов предложил созвать бюро, посоветоваться сообща, но Бородин отказался.