Полное жизнеописание святителя Игнатия Кавказского - [42]

Был пустынник Порфирий, живший, как и прочие валаамские пустынники, самочинно, занимался умною молитвою и пришел в высокое о себе мнение, якобы он свят. Однажды осенью, посетив скитских старцев, хотел возвратиться в свою пустыню и сказал старцам: пойду чрез озеро. Они не советовали ему пускаться по озеру, которое только лишь встало, но он отвечал: „А как же древние святые отцы ходили по водам, ведь и я уже легок стал“. Сколько ни уговаривали его старцы, он не хотел послушаться. Спустился на озеро, сделал несколько шагов, лед под ним подломился, и он потонул, прежде нежели могли подать ему руку помощи.

Другой старец Серафим хотел устроить себе келию непременно в скале, в таком месте, где озеро имеет до двадцати сажен глубины, упал в пропасть, и тело его едва могли отыскать для погребения.

Святой Кассиан Римлянин в слове о осьми страстных помыслах говорит следующее: „Подобает Божественному закону последующим всею силою подвизатися противу духа гнева и противу внутрь нас крыющагося недуга, а не напротиву человек ярость подвизающих, в пустыню и уединение отходити, яко тамо, сиречь не сущу подвижущему ны на гнев и яко удобно во уединении добродетель долготерпения исправити. От гордости бо и от еже не хотети себе укоряти и приписывати своему нерадению вины смущения, от братии отыти желаем. Донел еже убо нашея немощи вины инем приписуем, невозможно есть нам к совершенству долготерпения достигнути.

Начало убо нашего исправления и мира не от долготерпения ближняго к нам сущаго исправляется, но от нашего к ближнему незлобия. Егда же подвига долготерпения удаляющеся в пустыню отходим и уединение, елика от наших страстей не уврачеваны туда отнесем, покровенны, а не истребленны суть, ибо пустыня и отшельство страстей не избавльшимся не точию хранити тыя весть, но и прикрывати оныя знает и не ощущати самим в себе, коею страстию побеждаются, попущает.

Напротив же, мечтание добродетели таковым подмещет, и яко долготерпение и смирение исправиша, уверяет их, дондеже несть радражаяй и искушаяй их. Егда же случится вина некая, подвижущая их и возбуждающая абие внутрь крыемыя страсти и прежде таящияся, яко же кони необузданны от своих станей искочивше, и в долгом безмолвии и праздности питавшеся, зельнее и свирепее к погибели влекут своего всадника. Множае бо в нас свирепеют страсти, не имуще от человек обучения“.

Сие можно видеть на самочинных валаамских пустынниках, из коих большая часть необузданной вспыльчивости. Упомянутый уже иеромонах Амвросий-пещерник пришел однажды в такое неистовство во время настоятельства о. Варлаама, что при всей братии в трапезе, весь дрожа от ярости, кричал игумену: мы думали о тебе, что ты блажен муж, а теперь видим, что в тебе вскую шаташася языцы; свиней бы тебе пасти, а не людей, и прочие подобные нелепости.

С сожалением обнаруживаю событие сие, дабы обстоятельства Валаама были ясны, и должен заметить, что оно есть одно из самых легких. Странное, достойное слез зрелище: постник, пустынник, пещерник, затворник, старец предается гневу до исступления. Но вникнув в учение св. отцов, найдешь сие естественным. „Присмотримся, — говорит св. Иоанн Лествичник (степень 8), — и во мнозех яростных бдение усердное, и пощение, и безмолвие сотворяемо увидим: намерение бо есть бесу растительныя страсти сея вещество, виною аки бы покаяния и плача тем подлагати“. Сей святой Иоанн советовал некоторым безмолвникам, как сам пишет, из уединения выйти в общежитие, дабы им не претвориться из людей в бесов.

Причина всех таковых несообразностей на Валааме есть отступление от пути отцов святых и самочиние. „Аз, — говорит св. Авва Дорофей, — ино падение не вем монаху, но от еже веровати своему сердцу. Неции глаголют, сим падает человек или сим, аз же, якоже рех, ино падение бываемое кому не вем, разве от сего. Видел ли еси кого падша? Увеждь, яко себе последова: ничтоже тягчайше от еже последовати себе, ничтоже сего губительнейшее“.

По сим причинам полагаю дозволить, как и прежде, пустынножитие на Валааме, но с тем, чтобы старцы безмолвствовали вдвоем или втроем, а отнюдь не в одиночестве. Отшельничество же дозволить только совершенному в монашеской жизни, помня то, что способного к отшельничеству и в древние времена история церковная представляет весьма редко, а погибших на сем возвышеннейшем пути самочинников весьма часто, как и св. Иоанн Лествичник замечает (Слово 27): „Редки такие люди, кои бо сущему в мире любомудрию совершенно научилися, аз же глаголю, что еще меньшее число таких, кои ведят истинно любомудрствовати в безмолвии. Иже Бога истинно не знает, несть способен к безмолвию, и многим, будучи в оном, подвергает себя бедствиям. Безмолвие неискусных погубляет“.

Св. Исаак так говорит об отшельничестве Великого Василия и Григория Богослова: „Блаженный Василий и блаженный Григорий не егда бяху праздни от делания заповедей приидоша в безмолвие, но прежде пожиша мирно и сохраниша заповеди, яже подобаше живущим со многими сохранити, и тако приидоша в чистоту души и сподобишася видения духовнаго. Аз верую истинно, яко, егда бяху живуще во градех, странныя бяху прием люще, и больныя посещающе, и нагие одевающе, труждающихся ноги умывающе, и аще кто бы поял их по сим поприще едино, идяху два.