Полное жизнеописание святителя Игнатия Кавказского - [30]
В «Слове утешения к скорбящим инокам» духовный крестоносец так поучает основному началу, которое составляет, можно сказать, насущный хлеб истинного монашеского жительства: «Последуем Христу! Смиримся подобно Ему! Подобно Ему не откажемся прослыть льстецами и умоизступленными, не пощадим чести нашей, не отвратим лица от заплеваний и ланит от заушений, не будем искать ни славы, ни красоты, ни наслаждений, принадлежащих миру сему, совершим земное странствование как странники, не имеющие, где главу подклонить, примем, примем поношения, уничижения и презрение от людей как неотъемлемые принадлежности избранного нами пути, будем явно и тайно бороться с помыслами гордыни, всеусильно низлагать эти помыслы нашего ветхого человека, ищущего оживить свое „я“, под различными правдоподобными предлогами. Тогда Сын Божий, сказавший вселюся в них и похожду (2 Кор. 6; 16) явится в сердце нашем и дарует нам власть и силу связать крепкого, расхитить сосуды его, наступить на аспида и василиска, попрать их.
Отвергнем ропот, отвергнем жалобы на судьбу нашу, отвергнем сердечную печаль и тоску, от которых слабые души страдают более, нежели от самих скорбей. Отвергнем всякую мысль о мщении и воздаянии злом за зло. Мне отмщение, Аз воздам, — сказал Господь (Рим. 12; 19).
Хочешь ли переносить скорби с легкостию и удобством? — Смерть за Христа да будет вожделенна тебе. Эта смерть да предстоит непрестанно пред очами твоими. Умерщвляй себя ежедневно, живописуя смерть твою. Нам дана заповедь последовать Христу, взяв крест свой. Это значит: мы должны быть всегда готовы с радостию и веселием умереть за Христа…
Желающий умереть за Христа какой напасти, какого оскорбления не претерпит великодушно?».[94]
Высшее духовенство, с весьма немногими исключениями, неприязненно относилось к архимандриту Игнатию. Эта неприязнь стала выражаться в различных требованиях, которыми стеснялась его настоятельская деятельность, начавшая привлекать в монастырь множество богомольцев и обращать на себя благосклонное внимание многих влиятельных особ из петербургского общества. Вскоре от Консистории последовали один за другим три указа в вышеупомянутом характере. Они поставили настоятеля в весьма затруднительное положение.
Первым указом требовалось послать из монастыря трех иеромонахов на флот, тогда как всех их было только шесть, несмотря на то, указ был исполнен, посланы были люди благонадежные, но в числе их был один престарелый, так как третьего молодого из недолжностных иеромонахов не было. Второй указ объявлял настоятелю выговор за посылку на флот престарелого иеромонаха. Третьим указом предписывалось архимандриту и братии пустыни не иначе ездить в город, как испросив предварительно отпускной билет из Консистории. Митрополиту доложил секретарь, что об этом было высочайшее повеление.
Настоятель, изложив в рапорте невозможность исполнить такой указ, потому что провизия и всякая нужная безделица покупалась в городе, поехал к митрополиту, которого не мог убедить принять рапорт, но получил от него позволение искать высочайшего разрешения ездить ему и братии по — прежнему без билетов от Консистории теми путями, кои признает себе более удобными. Тогда архимандрит, взяв с собой Чихачева, отправился в Царское Село, где тогда пребывала царская фамилия. При выходе из кареты у самого подъезда дворца им встретился государь цесаревич Александр Николаевич. Он спросил архимандрита о причине приезда. «Мне необходимо видеть государя», — ответил архимандрит. «Хорошо, — сказал наследник, — я доложу ему о Вас, а Вы подождите ответа на квартире у Кавелина».
Пришел Кавелин, по поручению государя расспросил все обстоятельно и, возвратясь от его величества, передал архимандриту разрешение ездить ему и братии по — прежнему без билетов консисторских и объявить митрополиту об этом его разрешении, которое Кавелин в то же время официально сообщи л обер — прокурору Синода. Отпустив Чихачева в пустыню, архимандрит поехал к митрополиту, который одобрил действия архимандрита Игнатия и прибавил, что через это разрешение можно будет и другим сделать облегчение, но рапорта об отмене консисторского указа принять не хотел. Секретарь Суслов, тут присутствовавший, увидев, какой оборот принимает дело, сказал: «Действительно, это с нашей стороны ошибка».
Тогда митрополит принял рапорт и разрешил сергиевским по — прежнему ездить в Петербург. Ошибка секретаря состояла в том, что он к обитателям Сергиевой пустыни применил общий закон о получении билетов из Консистории на случай командировок или отпусков увольняемым из монастырей братиям и закон этот назвал высочайшим повелением.
Мирские люди завидовали тому расположению государя и государыни, которым пользовался архимандрит. Другие досадовали на его независимый характер и отсутствие всякой человекоугодливости, относя это к гордости. Один светлейший князь, правитель области, выразился в разговоре об архимандрите Игнатии, что он не желал бы служить в одном управлении с таким епископом, каков архимандрит Игнатий, а на вопрос: «Почему?», отвечал: «Да ему на ногу не наступишь».
