Полное собрание стихотворений в одном томе - [46]

Застольный кубок и бордель!>

Русалка

Над озером, в глухих дубровах,

Спасался некогда Монах,

Всегда в занятиях суровых,

В посте, молитве и трудах.

Уже лопаткою смиренной

Себе могилу старец рыл —

И лишь о смерти вожделенной

Святых угодников молил.

Однажды летом у порогу

Поникшей хижины своей

Анахорет молился богу.

Дубравы делались черней;

Туман над озером дымился,

И красный месяц в облаках

Тихонько по небу катился.

На воды стал глядеть Монах.

Глядит, невольно страха полный;

Не может сам себя понять…

И видит: закипели волны

И присмирели вдруг опять…

И вдруг… легка, как тень ночная,

Бела, как ранний снег холмов,

Выходит женщина нагая

И молча села у брегов.

Глядит на старого Монаха

И чешет влажные власы.

Святой Монах дрожит со страха

И смотрит на ее красы.

Она манит его рукою,

Кивает быстро головой…

И вдруг – падучею звездою —

Под сонной скрылася волной.

Всю ночь не спал старик угрюмый

И не молился целый день —

Перед собой с невольной думой

Всё видел чудной девы тень.

Дубравы вновь оделись тьмою;

Пошла по облакам луна,

И снова дева над водою

Сидит, прелестна и бледна.

Глядит, кивает головою,

Целует из дали шутя,

Играет, плещется волною,

Хохочет, плачет, как дитя,

Зовет Монаха, нежно стонет…

«Монах, Монах! Ко мне, ко мне!..»

И вдруг в волнах прозрачных тонет;

И всё в глубокой тишине.

На третий день отшельник страстный

Близ очарованных брегов

Сидел и девы ждал прекрасной,

А тень ложилась средь дубров…

Заря прогнала тьму ночную:

Монаха не нашли нигде,

И только бороду седую

Мальчишки видели в воде.

Недокончанная картина

Чья мысль восторгом угадала,

Постигла тайну красоты?

Чья кисть, о небо, означала

Сии небесные черты?

Ты, гений!.. Но любви страданья

Его сразили. Взор немой

Вперил он на свое созданье

И гаснет пламенной душой.

Уединение

Блажен, кто в отдаленной сени,

Вдали взыскательных невежд, [13]

Дни делит меж трудов и лени,

Воспоминаний и надежд;

Кому Судьба друзей послала,

Кто скрыт, по милости Творца,

От усыпителя глупца,

От пробудителя нахала.

Веселый пир

Я люблю вечерний пир,

Где Веселье председатель,

А Свобода, мой кумир,

За столом законодатель,

Где до утра слово пей!

Заглушает крики песен,

Где просторен круг гостей,

А кружок бутылок тесен.

Всеволожскому

Прости, счастливый сын пиров,

Балованный дитя Свободы!

Итак, от наших берегов,

От мертвой области рабов,

Капральства, прихотей и моды

Ты скачешь в мирную Москву,

Где наслажденьям знают цену,

Беспечно дремлют на яву

И в жизни любят перемену.

Разнообразной и живой

Москва пленяет пестротой,

Старинной роскошью, пирами,

Невестами, колоколами,

Забавной, легкой суетой,

Невинной прозой и стихами.

Ты там на шумных вечерах

Увидишь важное Безделье,

Жеманство в тонких кружевах

И Глупость в золотых очках,

И тяжкой Знатности веселье,

И Скуку с картами в руках.

Всего минутный наблюдатель,

Ты посмеешься под рукой;

Но вскоре, верный обожатель

Забав и лени золотой,

Держася моего совета

И волю всей душой любя,

Оставишь круг большого света

И жить решишься для себя.

Уже в приюте отдаленном

Я вижу мысленно тебя:

Кипит в бокале опененном

Аихолодная струя;

В густом дыму ленивых трубок,

В халатах, новые друзья

Шумят и пьют! – задорный кубок

Обходит их безумный круг,

И мчится в радостях Досуг:

А там египетские девы

Летают, вьются пред тобой;

Я слышу звонкие напевы,

Стон неги, вопли, дикий вой

Их исступленные движенья,

Огонь неистовых очей

И всё, мой друг, в душе твоей

Рождает трепет упоенья…

Но вспомни, милый: здесь одна,

Тебя всечасно ожидая,

Вздыхает пленница младая;

Весь день уныла и томна,

В своей задумчивости сладкой

Тихонько плачет под окном

От грозных Аргусов украдкой,

И смотрит на пустынный дом,

Где мы так часто пировали

С Кипридой, Вакхом и тобой,

Куда с надеждой и тоской

Ее желанья улетали.

О, скоро ль милого найдут

Ее потупленные взоры,

И пред любовью упадут

Замков ревнивые затворы?

А наш осиротелый круг.

Товарищ, скоро ль оживится?

Когда прискачешь, милый друг?

Душа во след тебе стремится.

Где б ни был ты, возьми венок

Из рук младого Сладострастья

И докажи, что ты знаток

В неведомой науке счастья.

* * *

Там у леска, за ближнею долиной,

Где весело теченье светлых струй,

Младой [Эдвин] прощался там с Алиной;

Я слышал их последний поцелуй.

Взошла луна – Алина там сидела,

И тягостно ее дышала грудь.

Взошла заря – Алина всё глядела

[Сквозь] белый пар на опустелый путь.

Там у ручья, под ивою прощальной,

Соседних сёл пастух ее видал,

Когда к ручью волынкою печальной

В полдневный жар он стадо созывал.

Прошли года – другой уж в половине;

И вижу я – вдали Эдвин идет.

Он шел грустя к дубраве по долине,

Где весело <теченье светлых> вод.

Глядит Эдвин – [под ивою], где с милой

Прощался он, стоит святой чернец,

Поставлен крест над новою могилой,

И на кресте завялых роз венец.

И в нем душа стеснилась вдруг от страха.

[Кто здесь сокрыт?] – читает надпись он

Главой поник… упал к ногам монаха,

И слышал я его последний стон…

* * *

Всё призрак, суета,

Всё дрянь и гадость;

Стакан и красота —

Вот жизни радость.

Любовь и вино

Нам нужны равно;

Без них человек

Зевал бы весь век.

К ним лень еще прибавлю,

Лень с ими заодно;

[Любовь] я с нею славлю,

Она мне льет вино.

Платоническая любовь

Я знаю, Лидинька, мой друг,

Кому в задумчивости сладкой

Ты посвятила свой досуг,