Полное собрание стихотворений в одном томе - [118]

Еще спала. Еще Наполеон

Не испытал великого народа —

Еще грозил и колебался он.

Вы помните: текла за ратью рать,

Со старшими мы братьями прощались

И в сень наук с досадой возвращались,

Завидуя тому, кто умирать

Шел мимо нас… и племена сразились,

Русь обняла кичливого врага,

И заревом московским озарились

Его полкам готовые снега.

Вы помните, как наш Агамемнон

Из пленного Парижа к нам примчался.

Какой восторг тогда [пред ним] раздался!

Как был велик, как был прекрасен он,

Народов друг, спаситель их свободы!

Вы помните – как оживились вдруг

Сии сады, сии живые воды,

Где проводил он славный свой досуг.

И нет его – и Русь оставил он,

Взнесенну им над миром изумленным,

И на скале изгнанником забвенным,

Всему чужой, угас Наполеон.

И новый царь, суровый и могучий,

На рубеже Европы бодро стал,

[И над землей] сошлися новы тучи,

И ураган их

На статую играющего в свайку

Юноша, полный красы, напряженья, усилия чуждый,

Строен, легок и могуч, – тешится быстрой игрой!

Вот и товарищ тебе, дискобол! Он достоин, клянуся,

Дружно обнявшись с тобой, после игры отдыхать.

На статую играющего в бабки

Юноша трижды шагнул, наклонился, рукой о колено

Бодро опёрся, другой поднял меткую кость.

Вот уж прицелился… прочь! раздайся, народ любопытный,

Врозь расступись; не мешай русской удалой игре.

* * *

Альфонс садится на коня;

Ему хозяин держит стремя.

"Сеньор, послушайтесь меня:

Пускаться в путь теперь не время.

В горах опасно, ночь близка,

Другая вента далека.

Останьтесь здесь: готов вам ужин;

В камине разложен огонь;

Постеля есть – покой вам нужен,

А к стойлу тянется ваш конь".

– "Мне путешествие привычно

И днем и ночью – был бы путь, —

Тот отвечает, – неприлично

Бояться мне чего-нибудь.

Я дворянин, – ни чорт, ни воры

Не могут удержать меня,

Когда спешу на службу я".

И дон Альфонс коню дал шпоры,

И едет рысью. Перед ним

Одна идет дорога в горы

Ущельем тесным и глухим.

Вот выезжает он в долину;

Какую ж видит он картину?

Кругом пустыня, дичь и голь,

А в стороне торчит глаголь,

И на глаголе том два тела

Висят. Закаркав, отлетела

Ватага черная ворон,

Лишь только к ним подъехал он.

То были трупы двух гитанов,

Двух славных братьев-атаманов,

Давно повешенных и там

Оставленных в пример ворам.

Дождями небо их мочило,

<А> солнце знойное сушило,

Пустынный ветер их качал,

Клевать их ворон прилетал.

И шла молва в простом народе,

Что, обрываясь по ночам,

Они до утра на свободе

Гуляли, мстя своим врагам.

Альфонсов конь всхрапел и боком

Прошел их мимо, и потом

Понесся резво, легким скоком,

С своим бесстрашным седоком.

* * *

Забыв и рощу и свободу,

Невольный чижик надо мной

Зерно клюет и брызжет воду,

И песнью тешится живой.

<Из письма к Яковлеву>

Смирдин меня в беду поверг;

У торгаша сего семь пятниц на неделе.

Его четверг на самом деле

Есть после дождичка четверг.

* * *

От меня вечор Леила

Равнодушно уходила.

Я сказал: «Постой, куда?»

А она мне возразила:

«Голова твоя седа».

Я насмешнице нескромной

Отвечал: "Всему пора!

То, что было мускус темный

Стало нынче камфора".

Но Леила неудачным

Посмеялася речам

И сказала: "Знаешь сам:

Сладок мускус новобрачным,

Камфора годна гробам".

Стихотворения 1814–1836 гг

Там на брегу, где дремлет лес священный,

Твое я имя повторял;

Там часто я бродил уединенный

И в даль глядел… и милой встречи ждал.

Золото и булат

«Всё мое», – сказало злато;

«Всё мое», – сказал булат.

«Всё куплю», – сказало злато;

«Всё возьму», – сказал булат.

* * *

Не знаю где, но не у нас,

Достопочтенный лорд Мидас,

С душой посредственной и низкой,

Чтоб не упасть дорогой склизкой,

Ползком прополз в известный чин

И стал известный господин.

Еще два слова об Мидасе:

Он не хранил в своем запасе

Глубоких замыслов и дум;

Имел он не блестящий ум,

Душой не слишком был отважен;

За то был сух, учтив и важен.

Льстецы героя моего,

Не зная, как хвалить его,

Провозгласить решились тонким…

Русскому Геснеру

Куда ты холоден и cyx!

Как слог твой чопорен и бледен!

Как в изобретеньях ты беден!

Как утомляешь ты мой слух!

Твоя пастушка, твой пастух

Должны ходить в овчинной шубе:

Ты их морозишь налегке!

Где ты нашел их: в шустер-клубе.

Или на Красном кабачке?

<Щербинину.>

Житье тому, мой милый друг,

Кто страстью глупою не болен,

Кому влюбиться недосуг,

Кто занят всем и всем доволен —

Его не ведает печаль;

Его забавы бесконечны,

Он создал мысленно сераль

И в нем блаженствует, беспечный!

* * *

Твои догадки – сущий вздор:

Моих стихов ты не проникнул.

Я знаю, ты картежный вор,

Но от вина ужель отвыкнул?

* * *

Когда Потемкину в потемках

Я на Пречистенке найду,

То пусть с Булгариным в потомках

Меня поставят наряду.

* * *

Когда так нежно, так сердечно,

Так радостно я встретил вас,

Вы удивилися, конечно,

Досадой хладно воружась.

[Вечор в счастливом усыпленьи

< >

Мое живое сновиденье

Ваш милый образ озарил.]

С тех пор я слезами

Мечту прелестную зову.

Во сне был осчастливлен вами

И благодарен наяву.

Стихотворения 1830–1836 гг

* * *

Зачем я ею [очарован]?

Зачем расстаться должен с ней?

Когда б я не был избалован

Цыганской жизнию моей.

—

Она [глядит на] вас так нежно,

Она лепечет так небрежно,

Она так тонко весела,

Ее глаза так полны чувством,

Вечор она с таким искусством

Из-под накрытого стола

Мне свою ножку подала.

* * *

Ты просвещением свой разум осветил,

Ты правды лик увидел,